Читать «Неуловимая наследница» онлайн - страница 52

Нику порой казалось, что он задыхается в этих светлые стенах, что мебель, потолки, решетки на окнах, пальмовые листья за окном обступают его, сдавливают, забивают ноздри, расплющивают грудную клетку. И единственным спасением были приходы Ольги. В такие моменты время переставало сливаться в сплошной поток, стены его клетки как будто расступались, и внутрь – немного, совсем чуть-чуть – проникали отголоски иной жизни, той, что была у него когда-то. Наверное, в этом и заключалась разгадка – Ольга, как бы он ни ненавидел ее, была единственной ниточкой, связывающей его с внешним миром.

Иногда она спрашивала, все ли у него в порядке, не нужно ли чего. Будто приветливая хозяйка, заботящаяся о госте. И тогда Ник бесился, орал, что да, нужно, – вернуть ему его свободу. Порой ему казалось, что, если он сможет разбить это ее ледяное спокойствие, заставить тоже потерять самообладание, они сдвинутся с мертвой точки. Но Ольга оставалась невозмутима, почти как эти приставленные к нему головорезы. После того случая на яхте она больше ни разу не подняла на него руку, какие бы оскорбления он ей ни кричал. Иногда только бледнела, прикусывала губу и уходила. А это значило, что он снова оставался один в своей комфортабельной тюрьме. И со временем Ник, ненавидя себя за это, стал спокойнее, покладистее, больше не требовал, чтобы его выпустили, не кидался на Ольгу с обвинениями.

«Стокгольмский синдром. У меня развивается стокгольмский синдром», – в ужасе твердил себе он. Но понимание ничего не меняло.

– Расскажи мне о детстве, – как-то раз попросила Ольга.

И Ник, вместо того, чтобы возмутиться, заорать: «Кто ты такая, чтобы я вел с тобой светские беседы?», действительно начал рассказывать. Про мамины ласковые руки, про протяжные греческие песни, которые она пела ему, баюкая перед сном. Про отца, который поднимал его в воздух и подкидывал ввысь, к самому бескрайнему небу. Про то, как они путешествовали, забросив в багажник автомобиля сумки с вещами. Как останавливались в небольших отелях и часами бродили по европейским городам. Как в одну из таких поездок он впервые оказался на исторических раскопках под Римом и там же навсегда определился с будущей профессией. Про дом, в котором его всегда ждали, даже когда он вырос и переехал жить в Лондон. Дом, где пахло вкусной едой из детства, где из кухни доносился мамин ласковый голос, напевающий народную песню, а из сада навстречу ему выходил отец, что-то мастеривший по своему обыкновению и теперь отряхивавший руки от опилок.

Ольга слушала его молча, смотрела мимо, в окно, за которым уже гасли краски южного дня. И, если бы можно было предположить такое об этой женщине, Ник сказал бы, что взгляд у нее был тоскливым.

– Не представляю себе, что чувствуют родители сейчас, когда я пропал, – закончил он, помрачнев. – Наверное, места себе не находят.

– Они ведь знают, что ты жив, – заметила Ольга. – Камера наблюдения на воротах виллы наверняка тебя зафиксировала. Полиции известно, что ты исчез вместе с преступниками.