Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 195

От этих я скоро отстал, но не пристал и к другим – к «парттысячникам», то есть к входившим в состав тысячи партийцев, которых партийные организации ежегодно командировали в вузы для увеличения партийной прослойки, к «тысячникам» – комсомольцам, которых, для увеличения комсомольской прослойки, тоже принимали в вузы по командировке и тоже без экзаменов. Среди них были и неплохие «ребята» и «девчата». В отличие от папенькиных и маменькиных сынков, они – в большинстве своем провинциалы – мужественно подголадывали, жили не в отдельных и даже не в коммунальных квартирах, а в набитом битком общежитии на Стромынке. Девушки ходили в чиненых юнгштурмовках, в дешевых платьишках, в засаленных, давно потерявших форму шляпенках, в стоптанных туфлях и ботинках, скромно укладывали свои патлы на прямой или косой пробор. «Сильный» пол был еще небрежнее в своем убранстве, нежели «слабый». Меня, «интеллигентного пролетария», связывали с ними их презрение к бытовому благополучию и полнейшая беззаботность по части того, какое впечатление производят незатейливые их уборы. Но вот беда: мне не о чем было с ними говорить. Среди них было немало помышлявших только о карьере, но были и твердо убежденные, что мы строим социализм, что партия ведет нас куда надо и как надо, что раскулачивание необходимо, что Рамзин действительно вредитель, а Бухарин действительно правый оппортунист и капитулянт. Меня отпугивала от этой породы людей ее малограмотность, ее ограниченность, ее тупость, ее узколобость.

Женя Тарабанова уверяла меня:

– Пушкин – не паэт. Дворянин не может быть настоящим паэтом. Ведь у него же дворянская идеология. Вот Жаров, Безыменский – это паэты!

Ну так что же: я вышел из института с пустым «чемоданом»? Нет, все-таки не с пустым.

Начать с того, что я узнал много фактов из истории ВКП(б), тогда еще не так немилосердно искажавшейся, как всего лишь несколько лет спустя, а история ВКП(б) – это один из важнейших разделов русской истории XX века. Я научился читать трудные для понимания книги иностранных авторов, почти обходясь без словаря. Я писал матери письма по-французски. На третьем курсе я, исполняя поручения издательств и редакций журналов, переводил с французского и испанского статьи и рассказы, переводил на французский язык письма французским писателям, артистам, художникам, театральным деятелям. К концу пребывания в институте по договору с издательством «Academia» перевел три пьесы Мериме. (Эти мои переводы до сих пор переиздаются.) Тем, что я освоился с французским языком, я в изрядной мере обязан опытным преподавательницам, методисткам, авторам трудов по грамматике и лексикологии французского языка Марии Августовне Уэн, Адриенне Адриановне Провандье-Сырейщиковой, Люсили Жильбертовне Поммер. Федор Викторович Кельин преподавал у нас испанский язык разбросанно, бессистемно; чувствовалось, что преподавать ему скучно, – этот рысак до самой смерти возил воду. И все-таки если бы наш декан Владимир Ефимович Грановский не настоял на превращении французского отделения в романское и не пригласил преподавать испанский язык Кельина, я бы, наверное, не перевел «Дон-Кихота».