Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 192

Это – четверостишие из «Филины» Гете в переводе Кочеткова.

К счастью для русского читателя, затея перевода «Фауста» мощными силами розановской бригады не осуществилась. Впоследствии нас с лихвой вознаградил за эти скуловоротные вирши перевод Пастернака.

Да, так вот, в студенческие мои годы одним из очередных помешательств власти было помешательство на бригадах. Раз всюду бригады, значит, даешь бригады и в вузах!

Наш курс делился на бригады. Студентам вменялось в обязанность «прорабатывать материал» коллективно. Бригады должны были вести строгий учет коллективных занятий и представлять рапортички в «производственный сектор» профцехбюро. Отвечать преподавателям бригада выдвигала кого ей было выгодно – того, кто тверже знал предмет. Лодырям была лафа. Хорошо, что на нашем курсе подобрались юноши и девушки, хотевшие учиться. Наша бригада так ни разу и не собралась. Но дневники коллективных занятий наш бригадир вел исправно. Мы по-товарищески помогали отстающим, но занимались порознь.

Нас морили так называемыми социально-экономическими дисциплинами. Мы изучали политическую экономию, историю Запада (понимай: историю революционного движения на Западе), историю государства и права, историю ВКП(б), историю Коминтерна, экономическую политику советского государства, диалектический материализм, исторический материализм, ленинизм. Все это, кроме истории ВКП(б), вылетело у меня из головы, как скоро я покинул институтские стены, и ни на что мне в жизни не пригодилось. Дабы «политехнизировать» нас – политехнизация школ и вузов была декретирована уже тогда, – нам читали машиноведение. Зато нас лишили курса истории русской литературы и даже курса истории западной литературы – они не вмещались в учебный план, перегруженный «матами». Нам читали курс истории только французской литературы, но и этот куцый курс не был доведен до конца по причине «марксистской невыдержанности» профессоров.

Бессмысленна была и наша практика на первом курсе. По окончании первого семестра нас послали налаживать «ликбез» на московских фабриках и заводах. Это называлось «культпрактикой». Но что мы за две недели могли «наладить»? По окончании второго семестра нас послали на фабрики и заводы уже как физическую силу. Это называлось «рабочей практикой». Целый месяц мы вертелись у рабочих под ногами. Иные нас жалели, другие ворчали. Мне повезло: я устроился на практику в типографию «Известий». От того дома, где я жил, до типографии было два шага ходу. При типографии была приличная столовая, намного лучше студенческой, – меня туда прикрепили. Практика моя заключалась в том, что я сидел в «плоскопечатном» цеху, выравнивал стопы газетных листов, которые выбрасывала машина. Когда в машине что-то «заедало» и она начинала рвать листы, я беспомощно оглядывался на бригадира, балагурившего с работницами, и, силясь перекричать машинный гул, звал его на выручку. Никто мне не показал, как надо выключать рубильник. Да и листы я подравнивал по неопытности неаккуратно. После меня иной раз приходилось перекладывать целую гору. Мне не влетало. Какой с меня спрос? Типография не платит мне ни копья. Никому в институте не пришло в голову попросить, чтобы нас устроили хотя бы в корректорскую, – поработать под наблюдением опытных корректоров нам, будущим переводчикам, было бы небесполезно. Но именно о пользе дела никто и не помышлял. Студенты распределены по предприятиям, все проходят практику, Наркомпрос может быть доволен, а что студенты околачиваются и слоняются без дела – эка важность!