Читать «Неожиданный визит (Рассказы и повести писательниц ГДР)» онлайн - страница 17

(И опять Нелли единственная, кто понятия ни о чем не имел. Она что же, думала, что ее дед директор железных дорог? Или хотя бы машинист? Как бы не так! До проводника и то не дорос… Нелли вовсе ничего не думала, и ей вдруг становится обидно за «усатиковского» деда.)

Приехали. Х. — в этой поездке он вынужден полагаться на твои указания — останавливает машину на Фридрихштрассе, прямо у газового завода, где стоит приземистый дом с зелеными ставнями. Это и есть Кессельштрассе, 7 — дом железнодорожников, в котором прошло детство Неллиной матери Шарлотты. Дом — чересчур громко сказано, так и хочется назвать его бараком, двухэтажным бараком. Унылое, безрадостное место — вот, пожалуй, точное определение, но лучше прикусить язык. Здесь, в одной из наверняка убогих квартир, Герман Менцель — спьяну, конечно, — запустил в жену керосиновой лампой, наградив Августу тем шрамиком справа над бровью, происхождение которого ничуть не тревожило Нелли, пока тете Лисбет — кстати говоря, в первые дни «драпа» — однажды ночью не взбрело в голову оправдывать свои истерические припадки не чем-нибудь, но страхами и кошмарами детства; родной отец швыряет в мать лампу — попробуй-ка забудь этакий кошмар, особенно если у тебя чувствительные нервы.

Тогда «усатиковская» бабушка сказала своей любимой дочке Лисбет: Не успеет старая история наконец-то порасти быльем-травой, а какой-нибудь юный осел тут же опять все вытопчет.

Такие вот голоса и разговоры, сплошь и рядом. Словно кто-то открыл шлюз, который до поры до времени их сдерживал. Вечно шум да гам, твердит «усатиковский» дед, вечно шум да гам. (Пожалуй, если вдуматься, он был чужим в собственной семье.) Все говорят наперебой, иные даже поют. Поет, например, дядя Альфонс; когда они всей компанией шагают через лес к дяди Вальтеровой машине — черной угловатой колымаге — и Нелли своим узорным прутиком сшибает головки цветов и колоски, он громогласно распевает: «Звать мою дочурку Полли, ведь случилося то в поле, Анна, Анна, тру-ля-ля, Аннамари».

Вещица явно не для ушей трехлетнего ребенка, который и сам уже знает кой-какие песни и не прочь исполнить вместе с отцом: «Мы, певуны из Финстервальде» или «Шляпа моя, треуголка». Или хотя бы «В далекий край отправимся и сальца принесем». Так что к концу весьма удачной прогулки можно услыхать и голос Бруно Йордана, он что-то долгонько помалкивал, словно ему и сказать нечего. Но это не так. Певец из него, правда, далеко не блестящий: в младенчестве ему надрезали трахею и спасли таким образом от дифтеритного удушья, да вот беда, заодно повредили голосовые связки. Йордан, садись, пение «плохо»; все прочие предметы, кстати говоря, «отлично». Первый ученик в классе. Однако «Детмольд-на-Липпе — город чудесный, а в городе том солдат» получается у него здорово, особенно «бум!» после трогательного «вот выстрел грянул». «И вот сраженье началось, вот выстрел грянул — бум!» Это Бруно Йордану было знакомо. Его тут не проведешь, уж он-то воевал под Верденом. И заработал контузию. На всю жизнь хватило, сыт по горло. С тех пор война для него не что иное, как чудовищная нелепость.