Читать «Нелинейное будущее» онлайн - страница 50

Аналогии подобного рода давали дополнительный повод для упрёка эволюционистов в недостатке политкорректности, однако вместе с тем демонстрировали невнятную трактовку обеими сторонами понятия интеллекта и его критериев. Сегодня идеалы политкорректности должны строиться не на игнорировании фактов, а на отлучении расизма от эволюционного мировоззрения. Многообразный материал, накопленный в естественной и гуманитарной науке, уже позволяет без гнева и пристрастия разобраться в том, насколько состоятелен историко-эволюционный подход к сфере человеческого интеллекта.

Прежде всего, спекуляции расистского толка связывают интеллектуальные качества человека с анатомическими особенностями. Между тем в антропологии показано, что даже на дочеловеческих стадиях развития гоминидов эта зависимость не столь однозначна, как прежде полагали.

Так, несколько десятилетий тому назад преобладало стремление жестко связывать эволюцию интеллекта с увеличением головного мозга. В последующем выяснилось, что величина черепной коробки, особенно на поздних стадиях эволюции, не играла фатальной роли. У классических европейских неандертальцев объём черепа был в среднем больше, чем у кроманьонцев и у современных людей. У Homo erectus (архантропов) средняя величина мозга (700 – 1200 см3.) уступает нормальным неоантропам (1000 – 1900 см3.), но очевидно, что это не касается предельных значений. Как указано в хрестоматиях, мозг французского писателя-интеллектуала Анатоля Франса (1017 куб. см.) уступал в объёме «головастому» питекантропу. Обобщая факты такого рода, американский антрополог Д. Пилбим отметил: различие между видами гоминид определяется не столько количеством, сколько «способами упаковки» мозговой ткани [Pilbeam 1970].

Добавим, что на поздней стадии антропогенеза эффективное развитие мозга, т.е. такое, которое позволяло выжить в борьбе с конкурентами, сопровождалось усилением зон абстрактного мышления; иной путь эволюции – монотонное наращивание массы мозгового вещества – оказался менее продуктивным и потому, в конечном счете, гибельным. В частности, в мозгу кроманьонцев речевые зоны были развиты лучше, чем у их смертельных врагов – палеоантропов (см. §1.1.2.2).

Перестройка нейронных структур в пользу второй сигнальной системы не могла не снижать интенсивность чувственного восприятия, повышая, соответственно, степень его опосредованности. Судя по всему, одно с лихвой компенсировалось другим: актуализация внебиологического родового опыта посредством совершенствующихся коммуникативных механизмов содержательно обогащала каждый психический акт, включая и его эмоциональную компоненту. Тем самым возрастала способность гоминида выделять себя из внешнего мира, целенаправленно управлять предметами и собственным поведением.

Изменение массы и особенно структуры головного мозга археологически представлено также эволюцией технологий и способов жизнедеятельности, о чём подробнее рассказано в гл.1.1.2. Но с тех пор как неоантропы остались единственными живыми представителями семейства гоминидов, их мозг не претерпел значимых морфологических изменений. В литературе упоминаются данные о том, что за последние 25 тыс. лет у всех человеческих рас имел место процесс «эпохальной брахицефализации» – укорочения черепа [Дерягина 2003], – но неизвестно о какой-либо причинной связи между длиной черепа и умственными способностями. Обнаружены факторы селективной адаптации к инфекционным заболеваниям, обусловившие модификацию человеческого генофонда [Янковский, Боринская 2010], но также никоим образом не влияющие на умственные способности. Последнее обстоятельство подтверждают и документированные истории о туземных младенцах, попавших в европейскую среду и ставших полноценными европейцами.