Читать «Нелинейное будущее» онлайн - страница 281

Говорят, иначе было бы скучно. Кому? Ведь и душу, полную внутренних противоречий, эмоционально амбивалентную, жаждущую острых переживаний, изнывающую в однообразии комфорта и так обречённую «вечно метаться между нуждой и скукой», вдохнул в плоть живую всё тот же Демиург. Что без смерти, конкуренции и отбора не было бы развития – это и вовсе антитеологический аргумент: богословы изначально понимали, что идея эволюции безнадёжно искрит с образом всемогущего и всеблагого Создателя.

Представление о Его всемогуществе и всеблагости никак не складывается с вопиющим несовершенством этого мира. Поскольку же отмахнуться от последнего факта можно, только очень плотно зажмурившись или очень сильно напившись, а мазохистские восторги фанатиков, якобы испытывающих светлую радость от ниспосланных Им страданий, трудно считать теоретически релевантным доводом, внятными остаются два возможных ответа на поставленный вопрос.

Первый – лицеприятный: Создатель этого мира не всемогущ. Творение, как политика, есть искусство возможного, и Творец ограничен условиями (например, теми же термодинамическими механизмами), заданными субъектами более высоких рангов в бесконечной иерархии. Тогда у нас вырисовывается пристойный Демиург, который, подобно пианисту, играет в меру своего мастерства (таланта?) и в диапазоне возможностей инструмента. Апофеозом Его творчества стал человек, призванный обеспечить дальнейший «апгрейд» произведённого продукта. Приблизительно так ставили вопрос некоторые из гуманистов Возрождения (см. §1.1.1.1), и так могла бы выглядеть теологическая интерпретация новейших космологических концепций (см. §1.2.2.3 и далее).

Второй ответ – нелицеприятный: Создатель не всеблаг. Не скованный внешними ограничениями, Он мог создать статичный мир абсолютной гармонии и неиссякающего счастья, но предпочёл мир боли, страданий и очень скупо дозированных утешений. Единственный мыслимый мотив, способный подвигнуть всемогущего Субъекта на создание такого мира, – удовольствие от созерцания терзаемой плоти и страждущей души.

Оставим за скобками клинические сюжеты, связанные с таким предположением, тем более что этот шедевр неканонической теологии не монтируется с моделями современной науки: наш первый Демиург с ограниченными технологическими возможностями не только симпатичнее, но и правдоподобнее. Между тем изобретатели классических религиозных учений обычно предпочитали видеть над собой жестокого диктатора, не скованного никакими пределами – такой образ лучше соответствовал детскому представлению о всемогущем Отце, а главное, стимулировал идентификацию с агрессором, облегчающую телесные страдания (см. §§1.1.1.2, 2.2.1.2, 2.1.2.4). Во всяком случае, небесные владыки искони нагружались самыми отталкивающими человеческими чертами, которые и делались предметом благоговейного поклонения.

Действительно, где высшим силам приписываются субъектные (т.е. антропоморфные) качества, там на передний план сразу выступают жестокость, мстительность, властолюбие и ревность. В частности, и древние небожители, и Всевышний авраамических религий трагикомически страшились соперничества со стороны человека. «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простёр он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно <…> И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Быт. 3: 22, 24).