Читать «Неизвестная. Книга первая» онлайн - страница 39

Олег Гончаров

Здесь его и перехватил запыхавшийся Владимиров.

— Простите великодушно, — окликнул он офицера.

Тот остановился и взглянул на мичмана.

— Слушаю вас.

И Костя стушевался, растеряно оглянулся. Взгляд его задержался на нашивке за ранение, и он, наконец, спросил:

— Где это вас?

— Под Августовом, на севере Польши, — сказал офицер. — В девятьсот пятнадцатом.

— Извините… Разрешите представиться, — Костя взглянул офицеру в глаза. — Владимиров, Константин Константинович.

— Барченко, — в свою очередь назвался офицер и не отвел взгляда. — Александр Васильевич. Чем обязан?

— Александр Васильевич, ради бога… что это было?

— Вы о чем?

— О вашей лекции.

— И откуда вы знаете про Дюн Хор?! — из полутьмы коридора на свет вышел товарищ Кузминкин.

Барченко сверху вниз оглядел моряка, бросил быстрый взгляд на Владимирова.

— А вы, товарищи, собственно, кто?

И они оба, не сговариваясь, выдохнули:

— ЧК!

И удивленно посмотрели друг на друга.

— Что же… — понимающе кивнул Барченко и покрепче перехватил сверток с едой. — Пойдемте.

— Вы не так поняли, — Константин поправил мичманку. — Мы… Вы где живете?

— Я? — Барченко пожал плечами. — Мы с женой сейчас квартируем в буддийском дацане…

— Тот, что на Приморском? — деловито спросил Кузминкин.

— Точно так, в Старой Деревне, — кивнул офицер и добавил: — Там не так голодно.

— Это часа два ходу, — Владимиров шагнул к двери. — Александр Васильевич, позвольте вас сопроводить.

— У нас тут кое-какие вопросы имеются, — деловито сказал Кузминкин.

— Что ж… извольте.

*****

Изнуренный тревожным ожиданием, город старался забыться в коротком сне, чтобы хоть на мгновение задавить в себе мысли о еде и страхе за завтрашний день. Красный террор и беспросветный, ставший хроническим голод загнали обывателей в норы квартир. Тех, кто еще остался. Тех, кому некуда было бежать. Пусто было той ночью на Лиговском, и на Выборгской набережной было пусто.

Словно мираж, словно невероятный морок, как вспышка памяти в затянувшемся кошмаре реальности, прямо посредине пустой темной мостовой непринужденно и даже несколько вальяжно вышагивал бравый офицер и что-то оживленно рассказывал, подкрепляя свои слова широкими жестами. Рядом с офицером шел молоденький мичман, который с восторженностью щенка смотрел на офицера, кивал, соглашаясь со сказанным, и изредка поглядывал на третьего спутника — бравого моряка. Моряк так же внимательно слушал говорившего, изредка пытался вставить какое-то слово, но когда ему представлялась такая возможность, только раздувал щеки и многозначительно вздыхал.

Ночь оказалась теплой и казалась бледной от полной луны. И зачем фонари, когда и так светло? До буддийского храма они шли долго. От клуба революционных моряков, с Лиговского до дацана было всего километров десять, но они не спешили.

Разговор оказался интересным. Так бывает, когда кто-то увлечен, а слушатели готовы воспринимать его идеи. И словно не было пятичасового выступления в клубе, словно не было голодного, злого города вокруг. Речь Барченко увлекала Костю и Кузминкина в такие неведомые дали, что все вокруг теряло значение и очертания.