Читать «Нежные и надломленные» онлайн - страница 51

Я шла, и встретила на Невском Асю. Я сказала ей, куда и зачем иду. Она уже знала от меня про всё.

–Ну, ты выглядишь как жертвенная овца, идущая на заклание,– заметила Ася.

–Так оно и есть. Только я не понимаю, кому я себя и зачем в жертву приношу? Наверное, это что-то иудейское. Я, наверное, приношу себя в жертву избранному народу…Типа он меня выбрал для этой цели чрез Вениамина…

Тяжёлая нелюбовь

Я смотрю на Вениамина. Ночь. Чертог любви типа. Лето. Разгар лета городского. Как всегда душа тянется, тянется в поля и леса, душа гневно страдает от такой пакости – быть телу в цементной коробке, пусть и с распахнутыми створками. Вокруг цементной тюрьмы всё цветёт и буйствует, и тут воткнутая в землю палка цветёт, и тут листья безумствуют, и тут пахнет смолкой дерев, и травы пахнут, и цветки всякие распустились и живут полной грудкой. И я сижу на половинке дивана своего с полной грудкой своей, и грудка моя полна вожделением и горем.

Рядом сидит влюблённый в меня Веня. Это единственная наша в жизни совместная ночь. До этого было только ритуальное дневное совокупление, которое я совершила из человеколюбия типа. А теперь совсем во мне его нет.

Перед этой ночью я мучила Веньку. Я мазала ему губы своей розовой помадой, я одела его в своё индийское платье. Я всё хулиганила. Я всё пыталась увидеть в нём живое, переливающееся, игручее изнутри. Ну не может же человек быть таким плоским бормотуном. Ну да, язык в гортани его шевелится, он всё говорит и говорит слова любви. Но очень у него скучные, бормотучие слова плетутся, я их не понимаю, они меня не цепляют. Вениамин – проклятая кружевница, вязальщица. Ему не остановиться, он бормочет таким искусственным ровным нарастающим голосом, как актёры в старых плохих фильмах. Им не веришь, они всё врут. Они делают вид, что что-то чувствительно их растрогало. На самом деле – шиш. Одни приёмчики отработанные с интонацией. Слов у Веньки слишком много, и они не про меня, а только про его переживания, которые в нём фонтанируют. Он не меня любит, а только свою любовь ко мне, но на месте моего «Я» какая-то другая женщина, придуманная Вениамином. Какая-то Дульсинея Тобосская. Это не я, и меня, именно меня, никто не любит. Я страшно одинока.

Луна так сказочно, так жестоко пялится в распахнутое окно, так чудно и таинственно бормочут деревья своими достигшими наибольшего развития листьями, каждый листик дрожит, шумит, бьётся о другой, потом они вместе сливаются в волну, ветер гонит их волной, вся крона кипит как океан. Ну, Вениамин, ну есть в тебе этот океан, ну где он, ну закрой свой прокуренный рот, перестань плести свои неправильные словеса, прислушайся к миру вовне, почуй моё биение и мою слитность с этой роскошной ночью. Я раздеваюсь, я даю Веньке расстегнуть свой лифчик, из которого вываливаются полные молочные груди.