Читать «Небо и земля. Том 1» онлайн - страница 10

Так и вернулась Айями домой ни с чем. Шла той же дорогой, боясь повернуть голову в сторону чужаков. На носочках перемещалась, обдирая спину о стены и заборы. А даганны приезжали к ратуше на машинах и уезжали куда-то. Хохотали, собравшись у плаката с мохнатым чудищем. Ужас, сколько их.

Вечером Айями достала с антресолей старый чемоданчик с разной мелочевкой, которую в своё время не выбросила, пожалев. Последний раз заглядывала в него почитай года четыре назад, перед свадьбой.

Запыленные воспоминания из прежней жизни…

Кончик темно-русой косы. Её остригают, когда девочка становится девушкой. Красиво в храме: повсюду свечи, на хорах поют нежно, волнуя сердце… Голову покрывают вышитым платком… А после острига дают испить терпкого церковного вина… В школе бескосые девчонки шепчутся на переменах и хихикают, поглядывая свысока на мальчишек.

Фотографии, перевязанные ленточкой… Большая семья: дед, бабушка, их дети. На снимках посвежее — мама, отец, брат, Айями. Ей пять лет, брату — три, и он сидит на коленях у матери. На поздних фотографиях — брат в форме военно-морского училища. Молодцеватый, с фуражкой набок и с задорной улыбкой.

Блокнот в коричневом переплете. Какая ж девочка не вела дневник, доверяя сокровенное бумаге? И записывала — о подружках, о симпатичных мальчиках, о погоде, о школе и об уроках. И о своих мечтах.

Меж страничек — высохшие веточки ландышей.

— Мама, это цё? — подбежавшая Люнечка схватила букетик, и хрупкие стебельки рассыпались трухой. Дочка растерянно воззрилась на ладошку и приготовилась реветь.

— Люня, не мешай маме. Пойдем-ка, огурчики польем, — Эммалиэ увела кроху на балкон.

Ландыши — напоминание о выпускном вечере. Мальчишки — с ломкими грубоватыми голосами и полосками наметившихся усов — вручали цветы теперь уже бывшим одноклассницам. "Мы расстаёмся, но останемся друзьями, и нашу дружбу пронесем через года" — пел патефон.

В коробке из-под чая — стихи Микаса. Смешные, романтичные, влюбленные. Передавал их через вахтершу или кидал в форточку. И как умудрялся? Тогда Айями жила на другом конце города, в общежитии на втором этаже. А Микас метко забрасывал камушек, обвязанный бумажкой.

— И серенаду споешь? — спрашивала она громким шепотом, высунувшись в окно, чтобы не разбудить соседок по комнате.

— Спою, — соглашался Микас охотно, вставая в позу рокового соблазнителя.

— Нет-нет-нет! Какая ж серенада без гитары? — Айями притворно заламывала руки, а с третьего этажа прыскали и давились смешками. Хмельными весенними ночами мало кому спится.

— Будет тебе гитара. И серенада будет. Пойдем завтра в кино? — спрашивал Микас.

— Пойдем, — кивнула Айями. — И тише ты! За полночь давно.

Цвела сирень, и голова кружилась от дурманящего аромата, от скромных поцелуев и нескромных слов…

Айями перебирала безделушки, и память зашевелилась как зверь, проснувшийся после долгой спячки. Потягивалась, стряхивая с себя пыль. И прошлое засияло, оживая. Вот безыскусная брошка — подарок матери на совершеннолетие. Вот браслет из звездочек чилима — результат рукодельничанья с подружками. Вот начатая вышивка — не хватило терпения закончить работу. Вот корявые рисунки. Айями посещала кружок изобразительного искусства, старательно запечатлевая натюрморты, пока не поняла, что способностей к рисованию у неё нет.