Читать «Неблагодарная чужестранка» онлайн - страница 48

Психолог увязает в формальной вежливости:

— Вы согласны с тем, что мы запросим коучера для вашего сына?

Отец воспринимает этот вопрос как проявление слабости и произносит еще более гневную и наглую тираду.

Мне бы поскорее убраться отсюда, и я перехожу к действиям:

— Конечно, согласен. Дайте ему документ на подпись.

Отец подписывает и грозится:

— Я своего сына никому не отдам!

Год спустя гнев сменяется депрессией, которую переводить приятнее. Тоской, старшей сестрой гнева. Хотя враждебность по-прежнему остается:

— Из-за вас я сломался, так помогите же мне встать. Дома я был свободным человеком, а здесь все говорят мне, что делать.

— Выучите язык, начните работать, и вы снова станете свободным, — даю я ему простейший совет из брошюры по интеграции.

Его прямолинейный протест неприятен мне и слишком уж хорошо знаком.

— Вам легко говорить, у вас есть сила воли.

Лишившиеся языка иностранцы любят проявлять слабость. Ревностно отстаивают свое единственное достояние. Чем больше сил они видят во мне, тем активнее стараются урвать себе кусочек. Жалуются и жалуются. Под конец они просят дать им номер телефона. Двум самым дорогим беженцам я таки дала его, хотя правилами переводческой деятельности это запрещено. Якобы ради нашей же безопасности.

— Нам надо приспосабливаться, — говорю я мужчине и пугаюсь собственных слов.

Сколько раз я слышала это от местных, и как бесилась.

— Я — ветеран войны, и вы могли бы это понять. Но вы уже на их стороне.

— Напрасно вы ищете курорт. Здесь реальная жизнь.

* * *

Во время одного мероприятия я разоблачила лживые хитросплетения политика. И оказалась на скамье подсудимых по подозрению в клеветническом брюзжании. Но это уже было не брюзжание, оно давно переросло в хорошо аргументированную критику. Из смутных подозрений я научилась выстраивать прочный дом убедительных доводов, камень за камнем. Судья проходила по пунктам обвинения так, словно поднималась с одного этажа на другой. После чего вынесла оправдательный приговор, освобождая меня от подозрений в клеветничестве. Я страстно полюбила ее строгость, приверженность фактам, высоко оценила стиль, который прежде повергал меня в уныние. Мне казалось, что под ее строгостью таится безграничное тепло. То была ясная и благотворная строгость, развеивающая лживые миражи. Судья от имени общества признала мою правоту в развенчании лжи обвинителя и дала мне право изобличать любую ложь. Поскольку это необходимо для демократии. Мое брюзжание стало опорой демократии! В образе судьи я полюбила ту страну, где научилась придавать брюзжанию твердую форму. Кредитов здесь не выдавали, зато награждали за достижения. Благодаря своему достижению я натурализовалась в этой страны взрослых. И выросла сама. В зале суда, в ритуальном процессе выбора между правдой и ложью я обрела отчизну. Родину мне пришлось покинуть, но она продолжала жить во мне, я никогда ее не теряла. Я оставалась дочерью своих родителей — помесью, продолжавшей смешиваться.