Читать «Неблагодарная чужестранка» онлайн - страница 41

— Я абсолютно трудоспособен. Уход за женой обеспечивает мне полную занятость.

Мне хочется, чтобы некий хирургический скальпель вырезал у него склонность к самоуничтожению, но вслух я говорю прямо противоположное, воздаю хвалу добродетели:

— Вы — хороший человек.

— О нет, каждый на моем месте поступил бы так же.

Наигранно скромно махнуть рукой — часть той культуры самопожертвования, которая по-прежнему глубоко сидит во мне и которую он сейчас разбудил. Я не выдаю его спасительному скальпелю, с которым впервые познакомилась в эмиграции. И его глаза благодарят меня за это счастливым блеском.

* * *

Надлежащий контроль был обеспечен. Сама страна служила тайным архивом. Ничто не должно было исчезнуть бесследно. Что бы ни происходило, оно сохранялось, каталогизировалось по высшим стандартам. Добровольные архивариусы отыскивались повсюду. Стоило мне открыть рот, как меня сверлили вопросами:

— Когда это было, как называется то место, кто был рядом, как их зовут?

Я бормотала об атмосфере, о своих чувствах. Что за никчемные сведения!

— Побольше фактов, фройляйн.

Зато когда я становилась въедливой и спрашивала их, сколько они получают — у нас сей краеугольный вопрос был свидетельством общечеловеческой заинтересованности, — они поднимали взгляд и неохотно цедили, скрывая факты:

— Достаточно.

В архиве всему было свое имя и место. Чем хуже вы знали человека, тем сильнее он настаивал, чтобы вы называли его поименно.

Если я просто здоровалась с соседкой, без упоминания ее фамилии, то в акте о натурализации появлялась запись: «Фройляйн X здоровается с соседкой, не называя ее фамилии. Она еще недостаточно ассимилировалась».

Тот, кто не знает фамилий, — не наш человек, чужой и невежливый. Эти два понятия приравнивались друг к другу. Но сколько бы я ни старалась, мне никак не удавалось запомнить фамилию Рюдизюли. Зато добропорядочный соседский взгляд запечатлелся у меня в памяти на всю жизнь.

Мара оказалась находчивее. Сказав «До свидания, госпожа…», она бормотала что-то невнятное и добавляла «ли». Благодаря своей гениальности ей удалось получить паспорт, завидев красную корочку которого, пограничники махали рукой.

А меня снова уличили в тяжком преступлении: «Уже не первую зиму фройляйн X не чистит снег». Испорченная диктатурой, где за все отвечало государство, я считала снег общим достоянием, в то время как он был моим частным бременем.

Мне выдали нансеновский паспорт. При любом пересечении границы меня зазывали на пост таможни. Синий паспорт не пользовался доверием. За меня не отвечало ни одно государство. В моем распоряжении был только один квадратный метр земли. И лишь на нем я стояла прочно. Его я подметала и очищала от снега, продолжая бесстыдные провокации: заявляла, что забыла свой день стирки. Тем самым я способствовала росту ксенофобских группировок.

Объявлялись сыщики натурализации:

— Когда фройляйн X стоит перед домом, у вас складывается впечатление, что она местная?

— О нет! — признавался сосед и тут же просил у меня прощения: — Я же не мог соврать господам.