Читать «Не наяву и не во сне» онлайн - страница 3

* * *

Я б хотела сюжет сочинить о любви — и с небесных высот начинается спуск, и опять на шершавой ладони земли появляется странное слово «моллюск». Известковая башенка, свиток морей, испещрённый рисунками знаков и нот — словно царственный барс среди прочих зверей или чистый алмаз среди горных пород. Всё, что было, прошло, как проклятье и грех, всё свершилось — и словом оправдана плоть, — будь ты ангел, моллюск или грецкий орех, горсть воды ключевой или снега щепоть. Будь ты солнечный луч иль случайный ожог, иль с заоблачных круч непонятный прыжок, или ветер в эфире, полёт и разбег, или слово о мире — живой человек…

* * *

В страну отражений, в отчизну ничью бумажный кораблик плывёт по ручью. Прозрачный поток берегами зажат, над острой осокой стрекозы дрожат. А в небе, где солнца пылает костёр. бумажный журавлик крыла распростёр. Так жизнь человека, простая на вид, заплачет, увянет, утонет, сгорит, но в землю забвенья, на самое дно. бесшумно горчичное ляжет зерно…

* * *

Используя энергию страстей и притяженье трещин и провалов, я попадаю в царство минералов и временем обглоданных костей. В лесу прекрасно-искажённых лиц, средь каменно-растительных радений безумствуют во впадинах глазниц дрожащие стрекозы сновидений. Беззвучного страдания эмир, жестокий царь окаменевшей крови, ты ль звал меня на этот странный пир молчанья, воплотившегося в слове? Тебя ль обвил любви прохладный лён, лён белоснежный, лён голубоглазый — и ты свернул пространство, опалён всего одной непоправимой фразой?

* * *

Три памяти, три крови, три любви: Одна тоскует в сердце юной девой, Другая смотрит грозной королевой И заставляет прихоти свои Нас исполнять. И мы, её рабы, В слезах целуем узкий след судьбы. Но третья приближается любовь, Она грозит тоской и самосудом, Пока ещё струит вторая кровь Ток благодати по больным сосудам. Блестит луна в седой её косе, Загадочна, как смерть, её природа, И месяцы — стальные оси года — Вращаются, как спицы в колесе.

* * *

Раздвигая телом пространство тесное, по земле идёт существо словесное, а за ним — с рычанием, хрипом, топотом — существа с другим, бессловесным опытом. Зверь остался зверем и птица — птицею, муравьи — блестящею вереницею, мотыльки над полем — толпою праздною, в темноте плетущею речь бессвязную. Человек протянет мне руку белую и другую — летнюю, загорелую, он взмахнёт, как лунь, рукавами пыльными — полетят слова пузырями мыльными, пузырями мыльными, разноцветными, полетят над тварями безответными…