Читать «Наследники по прямой. Книга третья.» онлайн - страница 255

– Пока ещё спрячу. У тебя под носом и спрячу. В Рязани. Или в Суздале. В вотчине Рюриковой. Или вообще - вон, в Сурожске. Климат, море, фрукты. Целее будут.

– Смотри, чтоб всё было у них. Чтоб всё было. Ты отвечаешь.

– Отвечаю, - кивнул Гурьев, по-прежнему не глядя на Сталина. - У них всё есть - и всё будет. Главное - чтобы они были.

– Вот. И я об этом. Охраняй. Как пёс, охраняй. Нет, как лев. Как тигр. Кто сунется - бей, режь, стреляй, никого не спрашивай. Сталин разрешает.

– Это куманьковы всякие от народа прячутся, Иосиф Виссарионович. А царь - нет. Царь среди народа живёт. Царь с народом - на "ты". И народ с царём - тоже на "ты". Последний холоп на Руси царю "ты" говорил. Батюшка-царь, государь, заступник, Ваше Величество - но "ты".

– Хорошо сказал. Хорошо. Умеешь, а? Так это ты меня воспитывал, да? Сталина учил?

– Да кто бы посмел, - он вздохнул.

Как-то он вдруг слово "товарищ" позабыл, отметил Гурьев.

– Молодец. Молодец. Ах, какой молодец… А в Англии почему?

– По-родственному. Удобнее мне там было. Тысячу лет там лежало - могло ещё пять-шесть лет полежать. А что?

– Ничего. А девочка как уцелела?

– Это ты своих хохряковых-куманьковых спроси, - усмехнулся Гурьев. - Они тебе живо виноватого разыщут. Недострелил-недорезал.

– Их всех нет уже.

– Один есть ещё.

– Хочешь его убить? Давно хочешь. Не разрешаю - прошу: убей. Только не сразу. Спроси сначала: как так? Выходит, есть Бог, да? Спроси, ладно? Хочу знать, что скажет. Набитхваро. Убийцы.

– Ох, любишь ты людей, Иосиф Виссарионович, - покачал головой Гурьев. - Хлебом тебя не корми, дай только человечка полюбить как следует.

– Да, - Сталин улыбнулся, собрав морщинки в уголках глаз. - А он знает? Мальчик - знает?

– Что? Какой ты есть? Знает. И девочка знает. Да ты же сам видел. Он знает, а она…

– Что?!

– Она ещё и простила. И тебя, и меня. Вот так, товарищ Сталин.

Сталин вздохнул, посмотрел на Гурьева, мелко-мелко покачал головой. И долго, долго молчал - кажется, целую вечность. А когда заговорил - Гурьев едва узнал его голос:

– Хочу, чтобы ты мне сказал.

– Сказал - что?

– Чего хочешь. На самом деле. Говори. Всё дам. Всё.

Гурьев повернул к нему лицо и, улыбаясь, посмотрел в сталинские глаза. Я хочу тебя убить, Иосиф Виссарионович, подумал он. Хочу тебя убить, товарищ Сталин. Сначала - тебя, а потом - себя. За всё, что мы с тобой - оба - сделали с нашей страной. С нашими людьми. И с нашими детьми. Вот за них, за наших детей, товарищ Сталин, и за их детей, - особенно. Мне кажется, что у меня даже руки дрожат - так я хочу убить нас, товарищ Сталин. Чтобы вернуть нам всем нашу страну - мы ведь чуть не убили её, товарищ Сталин. Впрочем, ты вряд ли это поймёшь. А если поймёшь - то совсем не так.

– Хочешь меня убить, - Сталин улыбнулся в ответ. - Убить хочешь Сталина. Ненавидишь. И себя. Вот поэтому ты - не Сталин. Поэтому Сталин - опять победил.

– Это правильно, Иосиф Виссарионович, - ты опять победил, - продолжая улыбаться, подтвердил Гурьев. - Но ведь иначе и быть не могло. Ведь ты - великий Сталин. Ты победитель. Ты - побеждаешь и пользуешься победой. Пожинаешь её плоды. А тот, кто готовил её для тебя, обречён лишь помнить её вкус на своих губах, но насытиться ею - нет, ему не суждено. Таков великий пасьянс ролей, разложенный великим Сталиным. Ведь если бы Сталин не победил уже - разве пришёл бы к нему Яков Кириллович? Нет. Он, может, и пришёл бы, но к другому. Не к Сталину. А так - он пришёл к Сталину. И приготовил ему восхитительное блюдо - "Победа". И теперь стоит и смотрит, как Сталин смакует его - глоток за глотком, кусок за кусочком. Об одном ты забыл, Иосиф Виссарионович. Повар никогда не бывает голоден. И повар не желает быть едоком. Повар хочет убить едока, когда едок недоволен поваром. А когда повар видит, что едок наслаждается его блюдом - он, повар, вовсе не хочет его убивать. И я не хочу тебя убивать, Иосиф Виссарионович. И ненависти у меня к тебе нет. Давным-давно уже нет. Поначалу - да, была, не скрою. Была. А теперь - ничего подобного. - Гурьев вдруг с удивлением и с ужасом осознал, что нисколько, нисколечко не лукавит, что всё это - правда. - Тебе ведь понравилось моё блюдо, не так ли?