Читать «Назначенье границ» онлайн - страница 13
Татьяна Апраксина
Костры на севере, костры на юге, и никакого милосердия, словно и впрямь настали последние дни. Кажется, и в Аурелии почти уж не осталось тех, кто не мечтал бросить камнем в еретика, намалевать на воротах соседа белый крест или подняться по кличу «Бей!».
— Рано или поздно Франкония подавится очередным куском, — добавил епископ. — Долго они не продержатся. Еще лет двадцать пять, не больше…
Марк понимающе улыбнулся. Оба не рассчитывали дожить до этого славного дня. Значит, нужно противостоять и вильгельмианам, и их не менее фанатичным противникам. На рубежах и во дворце, на улицах Орлеана и у себя дома.
Франконии же было чем похвастаться перед остальным миром. Да, страна казалась одной большой богадельней, но когда проповедники говорили, что во всей земле не сыскать бездомного сироты и голодающей вдовы, они не врали. Бездомных, нищих, выгнанных со своей земли, проигравших суд богачу — не было. Их пастыри не щеголяли королевской роскошью убранств и не загоняли крестьян в долговую яму, не увлекались симонией и не давали поводов к сомнительным сплетням.
Граф де ла Валле знал только одно: он не хочет, чтобы Аурелия сменила белые розы на золотого льва. Голодных можно накормить, несправедливо обиженных — восстановить в правах, но нет той силы, что вернет жизнь казненному за верность «ромской блуднице». Он не хочет, чтобы знание грамоты делало человека подозрительным, а нежелание отращивать бороду — изгоем.
Еще он не хотел, чтобы по всей Аурелии запылали костры с еретиками.
Увы, королева-регентша Хуана, сестра короля Родриго, с каждым годом склонялась к тому, что костры — хорошая мера, а убийство — лучший способ смирить непокорных. Каждая выходка аурелианских вильгельмиан подливала масла в огонь, а деверь Ее Величества, архиепископ Тулузский, был способен поднять переполох даже вокруг пустячного слуха. Любая кража, в которой замешан вильгельмианин, превращалась в преступление против короны, молитвенное собрание — в собрание злоумышленников, непременно покушавшихся на жизнь малолетнего Людовика.
Играть на материнских чувствах неумной и недальновидной регентши было легко. Куда труднее — заглянуть хотя бы на год-другой в будущее. Если четверть жителей страны так или иначе склоняется к ереси, преследовать их — все равно, что надежно укупоривать горшок с порохом, а потом поджигать фитиль.
Герцог де Немюр же радовался любому поводу объявить себя мучеником за истинную веру. Свора мучеников не так уж сильно походила на своих франконских собратьев, и даже принцесса Урсула то и дело появлялась при дворе в кокетливо разрезанном спереди робе, а вовсе не в предписанных монахом Вильгельмом балахоне и чепце до бровей.
Не чуждо франконской принцессе было и кокетство иного рода. Одна из бесед, которой она удостоила Марка, стоила тому дуэли — герцог крайне возмутился и немедленно натравил на оскорбителя очередного сопляка. На поединок де ла Валле отправлялся не без злорадства: ревностная вильгельмианка, дочь франконского короля, мало чем отличалась от своих сестер-католичек. Так же стреляла глазками и говорила о том, что супруг скоро уедет, а она хотела бы доказать господину графу, что он заблуждается, упорствуя в ложной вере…