Читать «Наедине с булимией. Обретая себя.» онлайн - страница 3

Алина Брамс

– Не буду! – Я не хочу делать, что он говорит. У меня болит голова, я переживаю из-за

контрольной по химии, но никого из моей семьи эти факты не интересуют.

– Я тебе что говорю! - Отец свирепеет. Я это знаю, так как в такие моменты у него немного

выдвигается вперед нижняя челюсть и суживаются глаза. Я знаю, но я не боюсь его. Я привыкла.

– Не буду! – Я не хочу ничего делать, потому что он мне приказывает. Он всегда орет, а мама

молчит. Они никогда не говорят с нами по-человечески: спокойно, рассудительно и

доброжелательно. Либо приказы, либо молчание.

Мама моей подружки каждый вечер садится с ней рядом и расспрашивает о том, как прошел ее

день, дает советы или жалеет. Я так этому завидую. Я иногда специально подсовываю свой

дневник матери, если получаю плохую отметку, чтобы она хоть как-то обратила внимание на мою

жизнь. Но им все равно, им неинтересно, кто я такая. Им интересно лишь, чтобы я была, как все, и

делала то, что они говорят.

– Последний раз повторяю. Иначе накажу! – отец делает два шага назад в сторону прихожей. Я с

презрением отворачиваюсь и открываю книжку на отмеченной закладкой странице.

Внезапно я чувствую неладное, поворачиваюсь – тонкий собачий поводок со всего размаху

опускается мне на руки. Я взвизгиваю от боли и унижения и истошно кричу.

– Ты что? Ты зачем это? – Мама подбегает к отцу, вырывает у него поводок из рук и пытается его

успокоить.

Его – не меня. Для мамы всегда отец был на первом месте, а дальше уже мы с братом.

– Я тебя предупреждал, зараза. Иди, мой посуду или излуплю тебя, как сидорову козу.

Я всхлипываю, на руках вздулись ссадины. Я знаю, что выбора нет: в порывах ярости и гнева отец

слабо может себя контролировать, а у меня абсолютно нет никакого желания идти в школу с

синими полосками от ремня. Мне больно и обидно, мне тошно. Я мою посуду и реву. Слезы

скатываются по щекам прямо на посуду, рыдания душат меня. Я всхлипываю, рукавом утираю

щеки и продолжаю мыть посуду.

Мамы нет рядом, она с отцом.

Почему? Почему они никогда не говорят со мной? Им все равно, что я такое? Неужели все люди

думают, что настолько похожи друг на друга внутри, и даже собственным родителям неинтересно,

чем живет их ребенок?

Обида, как снежный ком, нарастает внутри меня. Я уже знаю, что она не найдет выход, но будет

жить внутри меня, задавливая что-то важное, что-то светлое и теплое в моей душе.

* * *

– Мила, давай поговорим, ты какая-то странная последний месяц. Может, даже больше, чем месяц.

– Я не умею говорить, Артур. И не хочу.

– Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. – Артур засмеялся и стиснул меня, словно котенка. –

Что с тобой творится, дорогая? Расскажи мне?

– Тебе все равно будет неинтересно.

– Почему ты так говоришь? Мне все интересно, что касается тебя! Вдруг ты о другом мужчине

думаешь?

– Ах, ну да. Тебе только это интересно? Тогда знай, что о другом мужчине я не думаю.

– Ну, может, думаешь о чем-то грустном и депрессивном. Расскажи, я хочу знать. – Артур был

настойчив.

Когда один человек спрашивает другого, о чем тот думает, то это значит, либо этому человеку