Читать «На трибуне реакционера» онлайн - страница 25

«Условия, среди которых он жил (русский народ. — А.К.), не могли воспитать в нем ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, — это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости. И надо удивляться, что при всех этих условиях народ все-таки сохранил в себе немало человеческих чувств и некоторое количество здорового разума», — писал Горький.

Фраза о «выдавливании из себя по капле раба» говорит о многом. Не о том, что ее автор сам был из семьи крепостных, а о том, что русскому человеку свойственно преклонение перед сильными мира сего. Могу сказать о себе, и об этом я уже писал в своих книгах. Идешь по кабинетам в Кремле — чем выше начальник, тем «меньше» ты становишься. Подхожу я, например, к кабинету Косыгина и… до ручки не могу дотянуться. Как писал французский писатель Пьер Бошен: «Двери дворцов не так высоки, как думают: пройти в них можно, только нагибаясь».

Это совершенно русское чувство — благоговениеперед начальством. Постоянно необходимо из себя «выдавливать» это доставшееся в наследство византийское свойство — липкое чувство угодливости, раболепия, подобострастия и заискивания. Это ужасно, но Важной Персоне улыбаешься особенно энергично. Если человек «не власть имущий» или уже не стал таковым — можно и нахамить, а то и плюнуть вслед с презрением. Салтыков-Щедрин писал: «У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!»

Рабство — это вертикаль, оно — продолжение «излишеств Византии». У нас, православных, Бог — там, наверху, и в храме нельзя сидеть — либо стой, либо на колени. У нас и власть имущие находятся на этой вертикали — между личностью и Богом. Поэтому русский человек так обожествляет власть, а шведский, например, — нет. В католическом храме стоят скамьи, и я думаю, что когда сидишь, и не затекают ноги, то можно все помыслы устремить на молитву, а не ждать окончания службы. У протестантов Бог — по горизонтали. Поэтому можно сидеть с ним за одним столом.

Николай Бердяев сказал: «Свобода трудна, рабство же легко». Действительно, «раб» — удобная ситуация: ведь за все отвечает начальник, «а я палец о палец не ударю, пока мне не скажут». Отсутствие ответственности в русском характере, может быть, самое страшное наследие рабства. Отсутствие ответственности перед страной, обществом, даже перед своими родителями и детьми. А раз нет чувства ответственности, то нет и чувства вины. И вновь процитирую Бердяева: «Чувство вины — это чувство господина». Именно поэтому наивными кажутся призывы всенародно покаяться за злодеяния большевизма. Я думаю, что чувство исторической вины за нацизм, которое продемонстрировал германский народ, — свидетельство того, что эта нация способна нести ответственность за те трагические годы, когда ею был сделан осознанный выбор, обернувшийся чудовищными злодеяниями против человечества. Мы же чувством исторической вины не страдаем — мы уверены в том, что нам большевизм был навязан, вбит в душу гвоздями, и мы ни в чем не виноваты, виноваты «ОНИ»! И сколько веков это будет еще продолжаться?!