Читать «На Тихом Дону» онлайн - страница 29

Федор Дмитриевич Крюков

— Это — такой аптекарь, что поставь его на ссыпку, у него из ста пудов больше восьмидесяти не будет, и казаки сроду не додуют, в чем штука! Стоят лишь да моргают глазами…

— Народ глупый, чего толковать! — снисходительным тоном восклицает слушатель. — Он теперича тебе, примерно, ни за что не уступит копейки с пуда… И я просить его не буду, я ему уважу. Ну, коли такое дело, пускай будет твоя цена; только за мое уважение и ты меня уважь: по полтора фунтика на пудик накинь уж… — «Это — с удовольствием!» То есть окончательно глупый народ! И за четверть водки он отца родного готов продать…

На меня, постороннего слушателя, эти откровенные разговоры всякий раз наводили гнетущую тоску, и я уходил от них на палубу. Пассажир палубы гораздо интереснее этих благообразных коммерческих людей. Голова его не забита ни керосином, ни шерстью, ни овсом; его разговор — не о наживе и не об операциях объегориванья, а о многосложном механизме трудовой жизни — может иногда захватить своим интересом даже совершенно постороннего человека. Под шум колес парохода, под ропот разбегающихся волн, покрытых серебристой пеной, я всегда с удовольствием прислушивался к грустной повести какого-нибудь горького неудачника или к простодушным рассказам мужика-странника, давшего обещание послужить Богу ногами по случаю избавления от тяжкой болезни.

— Громом меня оглушило, родимые, — журчит, как ручей, такой рассказчик двум-трем слушателям, — с полчаса без дыхания лежал, руки и ноги месяца два без движения были, рвота была кровяная, даже с печенью, и не думал я никак жив быть… И вот в болезни я и дал обещание: коль поправка выйдет, пойду в дальние странствия, послужу Господу Богу… С 94 года я, родимые, хожу. Был в послушании: где угольки колол, дровца рубил, цыбульку в огородах сажал… Ничего народ добрый везде…

А пароход между тем шумит, бурлит и хлопает в такт колесами. Направо тянется и пропадает в серебристом тумане волнистая, то сизая, то бурая, со складками и морщинами, с кустарником, зелеными рядами взбегающим на вершину, полоса нагорного берега. Слева бежит низкий берег с песчаной косой и с мелким леском на песчаных буграх, маленькие, крытые кугой и камышом рыбацкие шалаши, сами рыбаки с засученными шароварами, ухватившиеся за перемет и смотрящие не без вражды со своих лодок на пароход…

* * *

К вечеру мы подъезжали к Цымлянской станице. На румяном фоне зари смутно вырисовывались на горке крыши домов, церковь, крылья ветряных мельниц и вдали на горе темная зелень виноградников со стройными пирамидальными тополями. На другой стороне, против станицы, широкая песчаная коса с бурьяном.