Читать «На пределе!» онлайн - страница 80

Геннадий Николаевич Хлебников

— Не верю я… Все равно не верю… В госпитале он. Ногу могло оторвать. Он сказал: «Если сильно искалечат, не возвращусь домой, Нюрка. Без вести пропаду. Тогда замуж выходи». Он такой, я его ждать буду, найду на краю света. Врет письмо. Врет… Не знают они Аркадия.

— А что? Вполне так может быть, — размышляет Кривошеев. — Со мной вот в гражданскую тоже так было: напечатали в газетке, что я погиб в сражении под Волочаевкой. Родители панихиду отслужили, отплакали. А я из госпиталя через три месяца и заявился! Летом, как сейчас помню. С того свету! Вот и сейчас еще жив. Так и Аркадий… Ты верь, женщина, верь.

Кушакова со слезами благодарности слушала Кривошеева. Старый человек, повидавший на своем веку всякого, нашел слова утешения. И я, слушая Кривошеева, тоже верил, что с Аркадием все обойдется счастливо.

Мы, не сговариваясь, перешли на делянку Кушаковой и копали ее до полуночи, пока не закончили, отправив хозяйку пораньше к детям.

Как-то вечером, идя с работы, у крыльца своего дома был встречен высоким человеком в шинели и пилотке. «Фронтовик какой?» — мелькнула мысль. Высокий шагнул из тени на свет, падающий из окна, широко развел руки, знакомый голос произнес:

— Не узнаешь?

— Саша! Ты, дорогой? Какими судьбами?

— Я не один, Гена. Со мной двое солдат нивхов, — гудел за спиной Саша. — С низовья Амура мы, там служим… Весна скоро, горбуша пойдет, рыбку ловить надо. Голодают солдаты… Мы за делью приехали, сети надо плести.

Молчаливые нивхи сразу улеглись на полу спать, а мы долго говорили, припоминая милые подробности довоенной, такой далекой и прекрасной жизни.

Лет пять до войны я работал вместе с Сашей Ломакиным, самым близким другом моим. Саша был электриком. Избирали мы его секретарем комсомольской ячейки и профсоюзным вождем завода. Мы были интересными друг другу собеседниками и проводили долгие свободные часы, горячо обсуждая прочитанные книги, исторические события. Ломакин познакомил меня с элементарными законами логики, привил интерес к философским вопросам жизни. Это он приоткрыл завесу над таинственной теорией относительности, поразившей меня несокрушимой убедительностью незыблемой аксиомы.

Высокий, похожий на Дон Кихота и характером, и нескладностью своей, он долго тренировал себя, чтоб освободиться от вихляющей походки, сутулости, развинченности. Саша организовал курсы бальных танцев, редкостных для тех аскетических времен. И сам упорно учился, что и помогло ему изменить осанку. Я по-хорошему завидовал другу, сам-то танцевать так и не научился я сейчас вспомнил об этом, спросил:

— Танцевать не разучился?

— Нет, всегда в форме. Я изредка с ребятами тренируюсь,

обучаю их помаленьку, — говорит Саша и делает «проходку» по комнате, напевая танго.

Мы говорили, умолкая только тогда, когда из вечно включенного в радиосеть серого диска репродуктора доносились позывные Москвы. Радостно, с замиранием сердца слушали мы набатный ликующий голос Левитана: «…После ожесточенных боев наши войска овладели городом… В ознаменование победы наших войск произвести… салют…»