Читать «На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось» онлайн - страница 107
Чак Паланик
Тут в одном из окон на верхних этажах появился молодой человек в темно-синей рубашке из какого-то блестящего материала, сатина или атласа. Он вскарабкался на подоконник, а оттуда шагнул на пряничный карниз и оказался аккурат над головой слона. В руках у него была одноразовая картонная камера. Он щурился в видоискатель и часто жал на кнопку спуска. Внезапно хобот дернулся в его сторону. В парня ударила струя воды. Фотоаппарат полетел вниз. Барабаны и флейты мгновенно стихли. Клаксоны тоже.
Тысячи людей проводили взглядом падающую камеру. Она все летела и летела мимо окон, мимо любопытных лиц, а потом разбилась вдребезги об асфальт. Молодой человек в темно-синей рубашке и кожаных туфлях с гладкими подошвами поскользнулся на мокром скошенном карнизе. Его руки взлетели, хватаясь за воздух. Поднялся общий крик, в котором слились воедино все наши крики – мой, Сью, сотен адвокатов и полуобнаженных танцовщиц из паланкина. На наших глазах падал человек.
Люди стали отворачиваться. Зажмуриваться, чтобы не видеть. Все были уверены, что он упал и разбился насмерть у наших ног.
Кажется, я забыл упомянуть, что из карниза торчал флагшток? Да, забыл. Потому что никакого флагштока не было, пока парень за него не ухватился. В самый последний миг он успел зацепиться рукой за влажный столбик и на долю секунды остановить падение. Этого хватило, чтобы люди в открытом окне схватили его и втащили в помещение.
На наших глазах умер человек. Мы были уверены, что он умер.
Однако он выжил. Вновь завыли клаксоны и забили барабаны. Слон сделал еще один исполинский шаг. Мы ежились в холодной сырой одежде и жаловались друг дружке на промокшую обувь и испорченные прически. У кого-то встали наручные часы. Неистовое гудение клаксонов заглушало музыку.
Картонные фотоаппараты, наручные часы, «Селестинские пророчества» – как могли все эти жизненно необходимые людям вещи кануть в Лету? Целый мир точечно-матричных принтеров, в котором нужно было постоянно отрывать перфорированный край от специальной бумаги, – просто сгинул.
Не успел слон толком скрыться из виду, как люди уже наперебой пересказывали друг другу эту историю: он был практически Лазарь, этот парень, который разбился и воскрес.
Быть может, люди рассказывают ее по сей день.
В пору, когда бумажные карты и телефонные справочники доживали последние дни, но еще до появления GPS и приложений для каршеринга, одна редактор из Франции пригласила меня на званый ужин у себя дома. Я сидел во главе стола, как почетный гость. Остальные гости – ее друзья – болтали, пили, курили и беззлобно спорили о том, кто из них подсадил остальных на героин. Складывалось впечатление, что все присутствующие на том или ином этапе своей жизни сидели на игле, а кто-то сидит по сей день. Мои подозрения подтвердились, когда люди начали парами ходить в туалет и возвращаться с широкими улыбками на лицах, еле волоча ноги.
Что касается меня, то я был с дороги – только днем прилетел из Портленда. Мало того что сказывался недосып, так я еще полдня позировал фотографу, которому понадобился мой портрет на чисто-белом фоне, и мне пришлось битый час сидеть, скрючившись, на полу в туалете своего гостиничного номера. Вспышка, которую он использовал – в виде кольца вокруг камеры, – подсвечивала мое лицо со всех сторон. Благодаря этому мешки под глазами и налитые кровью глаза будут незаметны, заверил меня фотограф. А на следующий день мне предстояли еще интервью и фотосессии, вечером – встреча с читателями и долгий ужин с журналистами. Словом, хотелось мне только одного: вернуться в отель и вырубиться. Но вечеринку устроили в мою честь, поэтому я прилежно сидел за столом, щурясь от табачного дыма, ни черта не понимая по-французски и с каждой минутой все отчетливее ощущая себя сонным и всеми забытым щенком из второй главы «Великого Гэтсби».