Читать «На дне декабря» онлайн

Ирина Васильевна Василькова

Ирина Василькова

НА ДНЕ ДЕКАБРЯ

Рождественские аллюзии

На дне декабря, в точке экстремума, темным глазком следящей за уставшим путником, я притворяюсь спящей среди соплеменников, сомлевших от недостатка света в ручье, впадающем в Лету. Влипая в придонный ил — благо лед за собой не тащит — тайком трепещу, чтоб никто не забыл — ищущий да обрящет, но глухо спит, не стопки книг, а сны-страшилки листая, белый хрящ, черный плавник, чужая стая. Где-то под небом гуляет звук, тишины не тревожа. Апатия к нам прилепилась не вдруг — глубинная кожа, мерцающая, тайная, вполне пристойная сверху, но злая, как воля к смерти. Минимум функции, зияющий пик, зрачок нирваны. Табунок рыбий совсем затих, в полночные страны просачиваясь, в провал на графике, в иные воды, смакуя страх за чертой свободы. Не сыграть в ящик — а тихо утечь, раствориться в нетях, вымирая как ящеры — растянутый миг, разом по всей планете. Но, трактуя тьму как тайный знак присутствия Бога, «Радуйся!» — говорю себе строго. Я не сплю, я слышу — ветер поет надо льдом беспечно, а за точкой экстремума — снова взлет к асимптоте вечной, и не страшно жить в декабре, в эпилоге драмы, если знать математику в пределах школьной программы.

* * *

Задувает метель, огибая углы и столбы, замыкая пространство в кромешный дымящийся купол. Головные отряды расхристанной белой гульбы топчут пресную вату растерзанных елочных кукол. От взбесившихся линий электромагнитных полей, от холодных конвульсий с катушек слетевшего мира током бьет темнота и, слепящая, кажется злей полоумной решимости первых героев фронтира. Чистый холод сыпучий устойчивей каменных плит — он сметает с листа наши беды, грехи и оплошки. Это мраморный храм под аттическим солнцем пылит, это режут мне щеки Акрополя белые крошки. Жерновами сухими века истираются в прах, поддувалом гудит леденящая топка сквозная. Перепишут нас набело в непараллельных мирах, выдав новую версию — в ней я себя не узнаю. Что сулят нам прогнозы? Все тех же широт холода. В генетической памяти властвует ветер незрячий. Только белая плоскость — и не было нас никогда, ни пылающей крови, ни ангельской бездны горячей.

Полнолуние

1.

На зимний город, тихий и печальный, течет луна — тяжелая вода. Сомнительный полет трансперсональный приму за аксиому — и тогда сквозь лунный обод, чуточку овальный, в пустые бездны проскользну — туда, где зев ее зеленый, слюдяной, как зеркало, охотится за мной.

2.

Луна блажит — неведомо о чем — над миром ледяным. Но если сутью считать развертку крыльев за плечом, не белизной, а оловом и ртутью мерцающих — давайте иссечем каналы слуха, превратив в лоскутья. В них лунная тоскует амальгама — ей не дается солнечная гамма.