На дне декабря, в точке экстремума, темным глазком следящейза уставшим путником, я притворяюсь спящейсреди соплеменников, сомлевших от недостатка светав ручье, впадающем в Лету.Влипая в придонный ил — благо лед за собой не тащит —тайком трепещу, чтоб никто не забыл — ищущий да обрящет,но глухо спит, не стопки книг, а сны-страшилки листая,белый хрящ, черный плавник, чужая стая.Где-то под небом гуляет звук, тишины не тревожа.Апатия к нам прилепилась не вдруг — глубинная кожа,мерцающая, тайная, вполне пристойная сверху,но злая, как воля к смерти.Минимум функции, зияющий пик, зрачок нирваны.Табунок рыбий совсем затих, в полночные страныпросачиваясь, в провал на графике, в иные воды,смакуя страх за чертой свободы.Не сыграть в ящик — а тихо утечь, раствориться в нетях,вымирая как ящеры — растянутый миг, разом по всей планете.Но, трактуя тьму как тайный знак присутствия Бога,«Радуйся!» — говорю себе строго.Я не сплю, я слышу — ветер поет надо льдом беспечно,а за точкой экстремума — снова взлет к асимптоте вечной,и не страшно жить в декабре, в эпилоге драмы,если знать математику в пределах школьной программы.
* * *
Задувает метель, огибая углы и столбы,замыкая пространство в кромешный дымящийся купол.Головные отряды расхристанной белой гульбытопчут пресную вату растерзанных елочных кукол.От взбесившихся линий электромагнитных полей,от холодных конвульсий с катушек слетевшего миратоком бьет темнота и, слепящая, кажется злейполоумной решимости первых героев фронтира.Чистый холод сыпучий устойчивей каменных плит —он сметает с листа наши беды, грехи и оплошки.Это мраморный храм под аттическим солнцем пылит,это режут мне щеки Акрополя белые крошки.Жерновами сухими века истираются в прах,поддувалом гудит леденящая топка сквозная.Перепишут нас набело в непараллельных мирах,выдав новую версию — в ней я себя не узнаю.Что сулят нам прогнозы? Все тех же широт холода.В генетической памяти властвует ветер незрячий.Только белая плоскость — и не было нас никогда,ни пылающей крови, ни ангельской бездны горячей.
Полнолуние
1.
На зимний город, тихий и печальный,течет луна — тяжелая вода.Сомнительный полет трансперсональныйприму за аксиому — и тогдасквозь лунный обод, чуточку овальный,в пустые бездны проскользну — туда,где зев ее зеленый, слюдяной,как зеркало, охотится за мной.
2.
Луна блажит — неведомо о чем —над миром ледяным. Но если сутьюсчитать развертку крыльев за плечом,не белизной, а оловом и ртутьюмерцающих — давайте иссечемканалы слуха, превратив в лоскутья.В них лунная тоскует амальгама —ей не дается солнечная гамма.