Читать «Мы – другой (сборник)» онлайн - страница 3

«…Ну а потом все пойдут на салют…»

…Ну а потом все пойдут на салют,шеи набычат и бельма зальют,сходятся стенка со стенкой —Кутузовский с Верхней Студенкой.Только салют этот не для меня.Я рядом с папой трушу, семеня.– Все, никакого салюта, —и улыбается люто.Горе мне, если домой мы идем.Мама ушла на дежурство в роддом.Что за семейные драмызреют в отсутствие мамы!Нужно заранее выстроить план:или за кресло… или в чулан…не избежать наказанья…неотвратимы касанья…А вот подробности лучше замнем.Скажем лишь только, что папа ремнемтак препояшет мне чресла,что и не сесть в это кресло.Это, конечно, плохой вариант.Я все забыл. Только шкаф да сервантпомнят, что в них отражалось…сколько оно продолжалось…Я на него гляжу снизу вверх…Он на меня косит сверху вниз…Но нет… мы идем в кинотеатр «Пионер»!Рассыпается свет… надрывается сквер…это сразу за домом, где раньше был загс…то ли плач, то ли смех…то ли хрип, то ли свист…Лезет в форточку худенький Оливер Твист.Позади – бультерьер и Билл Сайкс.

«Может быть, в апреле или в мае…»

Может быть, в апреле или в мае,не скажу точнее, но когда-то,помню, в пионеры принималиу могилы неизвестного солдата.А потом все, шеями алея,пионерия, сыны твои и дочери,мы в награду в недра мавзолеяшли в обход километровой очереди.Знали, гроб хрустальный там качается,но покоится навеки сном объятав том гробу не спящая красавица —мирового вождь пролетарьята,дедушка Ильич, кудрявый Вова!Может, подмигнуть ему? А он нам?Увидали мы всегда живого,как он там лежит Тутанхамоном.Вот, прикинь, привстанет он из гроба,локтем оперевшись о подушки…Помню, мне запомнились особожелтенькие, сморщенные ушки.Как я после хвастался родителям!Как мечтою уносился в выси я!Видел я его! А вы – не видели!Может, у меня такая миссия!Может, дед Наум, дед Шая-Шлёма,дед его, и дед его, и дед егопо субботам ни ногой из дома…– Ради этого? – А может, ради этого!– То есть дед Наум, дед Шая-Шлёмаи его дед, и его дед, и его дедпо субботам ни ногой из домаради этого? – Ну, как-то так выходит.Жили-были, убегали, ехали,верили, что дети… что уж… где же нам…Я теперь все это вижу в зеркале —счастье, что еще не в занавешенном.Жили, пели, умирали, плакали, —время óно да и горе óно, —птаха ли пером, частицей праха лирухнуть на бетон Бен-Гуриона.Жили, умирали днем и ночьюте, кого неловко звать «мишпуха»,чтобы я увидеть мог воочиюжелтое, морщинистое ухо.Вы меня простите, поколения.Сам не знаю, что сюда пришел-то я.Уши стали, вправду, как у Ленина,маленькие, сморщенные, желтые.Значит, ты – последний из последних.Миссии другой по ходу нет.Пионер, костей своих наследник.Выключаем воду. Гасим свет.Знаю, все когда-нибудь кончается,как об этом в песенке поется,желтый лист на веточке качается,вьется, все никак не оторвется.