Читать «Муха имени Штиглица ( с оптимизированными иллюстрациями)» онлайн - страница 48
Арина Павловна Обух
– Да он уже в раю!.. Зажигает!
– Самоубийц не пускают в рай.
– Его пустят. Он был страстотерпец.
Пират
Этот кот был каким-то великим грешником, а не просто животным.
Он дожил до двадцати четырёх лет. У него нет зубов, из носа торчит сопля, и он всё время пытается чихнуть, но вместо этого у носа надувается пузырь, и кажется, что он скорее может улететь на нём, чем чихнуть. А ещё он блохастый.
– Бедный. Почему вы ему не помогли?
– Чихнуть?
– Нет, ну вообще…
– У него хозяева есть.
– И что они?
– Они сами в шоке. Он пережил свой кошачий возраст на двенадцать лет, и они решили, что он вечен. А ещё он не мяукает, а орёт таким хриплым басом: «МЭУ! МЭУ!» Мне кажется, он когда-то был пиратом. И сподвижники ему орали: «Эй, Дик, лови бутылку рома!»
В океане сансары Дик плохо себя вёл – пьянствовал, грабил, убивал, и вот теперь – «МЭУ!»…
Аллерген
У метро женщина продавала кота.
– Мама, смотри!.. Может, купим?
– Коты – наши враги. Аллергены.
– Но это такой хорошенький аллерген!.. И глаза у него красивые, как у тебя…
Пауза, смешок.
– Купила с потрохами. – Снова пауза. – А ты действительно считаешь, что у меня красивые глаза?
– Да, как у котика.
Уши, лапы, хвост стоили триста рублей. Плюс красивые глаза. А глаза-то и правда её. Затуманенные. Влажные. В слезах. Шерсть дымком растворяется в воздухе, сливаясь с сумерками. Будто кто-то макнул кисть в синюю, коричневую, фиолетовую и серую краски и, чтобы узнать, какой получится цвет, сделал кляксу на палитре. И вот – благородная клякса. Триста рублей. Распродажа. Любимых.
– Может, купим и подарим кому-нибудь?..
– Кому?
– Люсе.
– У Люси собака.
– Тогда, может, Зареме?
– Лёша выгонит Зарему вместе с котом.
– А почему она продаёт его?
– Не знаю… Может, тоже аллергия. На жизнь.
– Знаешь, я никогда не забуду его.
– Ты сублимируешься.
– Сублимируешься?
Звучало как название новой болезни.
В принципе, так и оказалось. Коты с тех пор не переводятся на моих картинах.
Одна из них висит в доме Заремы. Причём Дик. Фиолетовый кот. С фиолетовой яростью-шерстью. Зарема, впервые увидев его, заплакала, почувствовав океан страданий кота-грешника.
Лёша тоже тонко почувствовал Дика.
– Это вам не улыбка Джоконды, – сказал Лёша. – Тут всё гораздо сложней…
Мы когда-нибудь перестанем об этом говорить, но не сегодня
Дороти
Дора
Я хочу, чтобы она умерла.
Она нежилец. Так, запятая в аквариуме. Зачем ей жить? Маленький пришелец с плавничками, мой убийца.
Тут одно из двух: умрёт она или я. Сначала покраснеет кожа, пойдёт сыпь, потом начнётся кашель и… А может, вся кожа покроется чешуёй, ноги срастутся в хвост и я буду лежать посреди комнаты, задыхаться и бить хвостом.
В общем, или я буду бить хвостом, или она.
Внутри меня бродили долгие мысли о смерти. Потом они растворялись, прятались в другие мысли, я шаталась по Москве, а внутри у меня жила смерть рыбы.
Эта запятая абсолютно не выходила у меня из головы. Просыпаюсь, а первая мысль о рыбе.
– Как её, кстати, зовут, Лина?
– Дороти. Дора.