Читать «Мужицкая обитель» онлайн - страница 38

Василий Иванович Немирович-Данченко

— Нам деньги? Зачем нам деньги? У нас и в обители монах денег не видит. Кому я возьму деньги? Я и забыл о них, понятия теперь не имею, какие оне ныне… И зачем? Что тут деньгами сделаешь? Наш скит — постный скит. Оттого и Иоанновым назван, чтобы постным быть. Иоанн акридами и диким медом питался. Живем мы тут, никто нас здесь не, посещает.

— Не пускают?

— Какие же мы пустынники были бы, если бы к нам в гости ездили. Одно беспокойство отшельнику. Так и игумен говорит. Пусть лучше один отдельный скит будет, чем несколько посещаемых. Сюда к нам даже и братию не пускают.

Пустынь, ее площадку, храм и сад со всех сторон мрачною стеною обступили темные ели. Насупились и словно что сторожат здесь. Точно раз попавшего сюда они уже не выпустят назад. Жутко даже становится, так жутко, что совершенно понимаешь того афонского монаха, который, как-то попав сюда, думал остаться и не выдержал — бежал, чуть не помешавшись, в Угрешский монастырь.

— Мрачно у вас. Скудно.

— С Богом и в лесу жизнь, а без Бога и в раю соскучишься.

Из какого чудного леса выстроена здесь церковь. На нее шли бревна аршина полтора в диаметре. Дерево крепкое, словно камень. Здоровыми соками питалось и целые века шумело в вышине горделивой вершиной, давая приют тысячам птиц, прежде чем, могучее и еще полное жизни, оно упало под топором монаха.

Внутри церковь совершенно проста и скудна, как подобает в пустыне.

— Церковь молитвой держится, а не окладами. В убогой церкви Бога еще лучше зришь. Не заставлен Он от тебя сокровищем.

— Вот, пойдемте, покажу я вам красоту неописанную. Картину такую, какую земным художникам не написать. Небесный художник ее рисовал.

Вышли из пустыньки. Вдруг леса и скалы, до сих пор заставлявшие даль, раздвинулись. Обрыв вниз. Мы стоим на карнизе. Пред нами безбрежный простор Ладоги, появившийся неожиданно, точно по мановению волшебного жезла. Ели шумят далеко внизу, маленькими кажутся с этой высоты! Мне эта картина живо напомнила вид из Байдарских ворот в Крыму, где путешественнику, утомленному однообразным маревом гор да лесов, вдруг представляется громадная перспектива Черного моря.

— Иной раз, внизу так играет стихия! Могущество Бога своего являет. Пены набьется, точно в серебряных облаках наш остров плывет.

Над обрывом — крест, тесанный из гранита. Налево — залив, гавань, куда из-за пятидесяти верст бегут корабли отстаиваться от бурь.

— Нам только одни мачты их видны да палубы. Махонькими кажутся. Им к нам нельзя, нам к ним не подобает. А гавань мы во имя св. Никона окрестили… Вон наши рыбари выезжают.

Какая-то черная точка действительно ползет по морю, ничего на этой черной точке не разглядишь.

— Это, должно быть, отец Олимпий. Он и есть! — всматривался Ириней.

Постоянная привычка разглядывать предметы на далеких расстояниях дала удивительную зоркость старческим глазам. Где-то в стороне точно клочок тумана осел и мерещится оттуда. Ириней разглядел около этого островка монастырский пароход. Видимое дело, человеку одна житейская отрада и оставлена — любоваться на эти дивные дали. Тут и слепой прозреет.