Читать «Мужицкая обитель» онлайн - страница 22
Василий Иванович Немирович-Данченко
Тут же колодезь высечен в скале и обшит гранитом. Крутом принялись и колышутся серебристые тополи.
— Они здесь быстро растут. Точно нарочито для них и место, спаси Господи, уготовано!
— А эта аллея куда ведет? — указываю я на ряд пышных вязов и ильм.
— Так разбито!
О. Назарий именно был тем малоумным глупцом, которого настоятель Саровский не хотел отпускать из своей пустыни. Обитель валаамскую он принял впусте, а оставил ее благоустроенной и обильной. Число иноков при нем возросло до 55, а при Дамаскине до 300. До Назария монастырь был почти без братства. Назарием же были привлечены сюда и трудники — добровольные рабочие по обету.
— Он у нас и устав положил, как быть и управляться нам!
— Устав у вас тот же, что и у саровцев?
— Да, только с вечевым оттенком. Старь новгородская сказывается. Так, например, у нас игумен не смиряет непокорного наедине, а перед братией: о всех делах совещается с братией же и без нее ничего не предпринимает. У нас и права свои есть: ежели заметим, что настоятель разоряет устав и вводит соблазн, то, сойдясь о Христе, мы советуемся и затем идем к настоятелю… Там, предложив ему об упущениях, должны сделать, нисколько "не стыдясь, увещание об исправлении". Если же он не примет совета, то мы просим избрать другого из братства!
— Случалось ли это до сих пор когда-нибудь?
— Нет, слава Богу… Наши преподобные не оставляют своим руководством настоятеля. До сих пор игумены у нас были знаменитые. Таких поискать, не найдешь… У нас вообще устав строгий! Мы не можем, например, пищу употреблять вне общей трапезы, а за трапезой, кто пожелает воздержаться, то, не вводя братию в соблазн, должен спросить настоятеля!
— Зачем же? Если я есть не хочу?
— А для того, чтобы все совершалось во спасение души, а не по бесовскому коварству. В повечерии мы не должны беседовать друг с другом. Нам воспрещается принимать у себя в келии кого бы то ни было, особливо же мирских людей! Письма писать без благословения настоятельского мы тоже не можем. Кто произнесет душевредное слово, того мы обличаем. В лес гулять — нельзя!
— Строго. Многие не вынесли бы этого!
— Потому мы принимаем сначала на испытание… На три года!
— Ну, а если монах вздумает оставить обитель?
— Не токмо монаха, но и послушника мы обязаны посему увещевать, ежели он помыслит по какой-либо скорби разуказиться!
— Это еще что?
— Совлечь с себя звание иноческое!
— Ну, а если он не послушает?
— Устав предписывает непокоряющегося отпускать, не дав ему мира, как мытарю и язычнику, яко уподобившемуся Иуде предателю. Потому, кто раз отвергнулся себе, и взял крест свой, и по Христу пошел, тому назад возврата нет. Исаия пророк вопиет: "Изыдите от среды его и нечистотам не прикасайтеся", и Иеремия’ о том же: "Бежите от скверны Вавилона". У Давида такожде обрящете: "Се удалихся, бегая, и водворихся в пустыню, яко видел беззаконие и пререкание в граде день и нощь".
Строгий устав Соловецкого монастыря, сравнительно с этим, куда же! На Валаам, случалось, бегали с Афона, находя устав и обычаи последнего недостаточно суровыми… Чисто гроб. Уложат, забьют крышку, и с последним ударом молотка в последний гвоздь ты уж знаешь, что тебе возврата нет. Как ни стони, как ни бейся под тяжелой насыпью могилы, никто не отзовется тебе… Страшная жизнь — удивительные люди!