| Assuming a stern expression, he worked his legs with gravity and feeling, and so crooked his knees that he looked like a jack-a-dandy pulled by strings, while Anna Pavlovna, pale and thrilled, bending her figure languidly and turning her eyes up, tried to look as though she scarcely touched the floor, and evidently felt herself that she was not on earth, not at the local club, but somewhere far, far away-in the clouds. | Он работал ногами серьезно и с чувством, делая строгое лицо, и так выворачивал колени, что походил на игрушечного паяца, которого дергают за ниточку. А Анна Павловна, бледная, трепещущая, согнув томно стан и закатывая глаза, старалась делать вид, что она едва касается земли, и, по-видимому, ей самой казалось, что она не на земле, не в уездном клубе, а где-то далеко-далеко - на облаках! |
| Not only her face but her whole figure was expressive of beatitude.... | Не одно только лицо, но уже всё тело выражало блаженство... |
| The tax-collector could endure it no longer; he felt a desire to jeer at that beatitude, to make Anna Pavlovna feel that she had forgotten herself, that life was by no means so delightful as she fancied now in her excitement.... | Акцизному стало невыносимо; ему захотелось насмеяться над этим блаженством, дать почувствовать Анне Павловне, что она забылась, что жизнь вовсе не так прекрасна, как ей теперь кажется в упоении... |
| "You wait; I'll teach you to smile so blissfully," he muttered. | - Погоди, я покажу тебе, как блаженно улыбаться!- бормотал он. |
| "You are not a boarding-school miss, you are not a girl. | - Ты не институтка, не девочка. |
| An old fright ought to realise she is a fright!" | Старая рожа должна понимать, что она рожа! |
| Petty feelings of envy, vexation, wounded vanity, of that small, provincial misanthropy engendered in petty officials by vodka and a sedentary life, swarmed in his heart like mice. | Мелкие чувства зависти, досады, оскорбленного самолюбия, маленького, уездного человеконенавистничества, того самого, которое заводится в маленьких чиновниках от водки и от сидячей жизни, закопошились в нем, как мыши... |
| Waiting for the end of the mazurka, he went into the hall and walked up to his wife. | Дождавшись конца мазурки, он вошел в залу и направился к жене. |
| Anna Pavlovna was sitting with her partner, and, flirting her fan and coquettishly dropping her eyelids, was describing how she used to dance in Petersburg (her lips were pursed up like a rosebud, and she pronounced "at home in P?t?rsburg"). | Анна Павловна сидела в это время с кавалером и, обмахиваясь веером, кокетливо щурила глаза и рассказывала, как она когда-то танцевала в Петербурге. (Губы у нее были сложены сердечком и произносила она так: "У нас, в Пютюрбюрге".) |
| "Anyuta, let us go home," croaked the tax-collector. | - Анюта, пойдем домой! - прохрипел акцизный. |
| Seeing her husband standing before her, Anna Pavlovna started as though recalling the fact that she had a husband; then she flushed all over: she felt ashamed that she had such a sickly-looking, ill-humoured, ordinary husband. | Увидев перед собой мужа, Анна Павловна сначала вздрогнула, как бы вспомнив, что у нее есть муж, потом вся вспыхнула; ей стало стыдно, что у нее такой испитой, угрюмый, обыкновенный муж... |
| "Let us go home," repeated the tax-collector. | - Пойдем домой! - повторил акцизный. |
| "Why? | - Зачем? |
| It's quite early!" | Ведь еще рано! |
| "I beg you to come home!" said the tax-collector deliberately, with a spiteful expression. | - Я прошу тебя идти домой! - сказал акцизный с расстановкой, делая злое лицо. |
| "Why? | - Зачем? |
| Has anything happened?" Anna Pavlovna asked in a flutter. | Разве что случилось? - встревожилась Анна Павловна. |
