Читать «Москва: феномены, аномалии, чудеса» онлайн - страница 150

Вадим Александрович Чернобров

Он бился с бесчеловечностью закона и лютой жестокостью помещиков, отправлявших в ссылку крепостных, но оставлявших у себя их детей. В делах Московского тюремного комитета первый биограф Гааза Анатолий Фёдорович Кони насчитал двести семнадцать ходатайств Фёдора Петровича, умолявшего господ-помещиков не разлучать детей и родителей. Ежели увещевания не помогали, Гааз неизменно упоминал о некоем безымянном благотворителе, готовом оплатить помещику его милосердие. Рубль смягчал окаменевшие сердца. Дети шли в дальние края рука об руку с родителями, а приобретённое многолетней медицинской практикой немалое состояние Фёдора Петровича таяло день ото дня и к закату его жизни растаяло совсем.

У Кони читаем: «Быстро исчезли белые лошади и карета, с молотка пошла оставленная без “хозяйского глаза” и заброшенная суконная фабрика, бесследно продана была недвижимость, и когда, в 1853 году, пришлось хоронить некогда видного и известного московского врача, обратившегося, по мнению некоторых, в смешного одинокого чудака, то оказалось необходимым сделать это на счёт полиции».

Оставаясь католиком, но живя среди православных, он стал настоящим народным святым для русского народа. И, надо полагать, не случайно могила его находится на Введенском, или Немецком, кладбище, именно там, где похоронены такие великие православные подвижники, как о. Алексий Мечев, матушка Фамарь и старец Зосима-Захария.

Безумный

Между тем было время, когда он был богат. Дом на Кузнецком мосту, имение в Подмосковье, суконная фабрика... Но роль помещика и фабриканта ему не далась: приказчик и староста оказались плутами, он же им верил, был излишне добр, расточителен. Не останавливался даже перед тем, чтобы выпрячь из своей тройки рысака и отдать бедному крестьянину. Ко всему прочему, и сделки Гааза оказались непрактичными. В 1829 году он отпустил одному ловкому купцу дров на 2000 руб., но денег так и не получил...

Понятно, что при таком хозяйствовании средства Гааза начали быстро таять. В 1838 году пришлось даже остановить фабрику. Друзья попытались ему помочь, купили партию шерсти, но и это не спасло дело.

К этому времени из-за неуёмного стремления помогать обездоленным поубавилась и платная практика Гааза. И он всё чаще и чаще «находил себя без денег», удивляясь, правда, как это могло у него получаться, при том что даже чай он заменял настоем смородинового листа.

Из немногих пристрастий Гааза отметим книги, картины и астрономию. Он любил небо и изредка позволял себе траты на телескопы. Покупал и книги, картины же были ему не по карману.

Впрочем, на одну он достал деньги. Она висела в спальне у одного купца и была очень вульгарной. Выкупать её пришлось за большие деньги, но Гааз как-то сумел достать их. Затосковавший купец некоторое время спустя явился к нему, чтобы хоть краем глаза взглянуть на картину. Но она оказалась «там, где и должно» — в печке...