Читать «Мой персональный клоун (р-)» онлайн - страница 12

Андрей Игоревич Егоров

− Неужели он мог так повлиять за такое короткое время? – пробормотал Рыжий. – Послушай, Вадик, где та светящаяся штуковина, которую я тебе дал около месяца назад?

− Пуговица? – переспросил я.

− Да, двигатель, он похож на пуговицу. Я просил тебя спрятать его куда-нибудь подальше. Его не стоит держать при себе ни мне, ни тебе. Я же сказал, что он опасен.

− Эта пуговица всегда со мной… – выдавил я. – Она мне нравится.

− Вот черт! – выкрикнул клоун. – Но почему?! Почему ты меня совсем не слушаешь?

− Она такая приятная на ощупь… От нее ладошке щекотно.

− А где она сейчас?

Я полез в карман пижамы и протянул клоуну «пуговицу».

− Иди к родителям, – проговорил Рыжий упавшим голосом. – Покажи им, где у тебя болит. И попроси вызвать врача, немедленно.

Отлично помню, что я испугался еще больше, услышав этот подавленный тон. В эту секунду я понял, что совершил большую ошибку, и теперь из-за своего непослушания заболел и, возможно, умру.

Клоун медленно сложил телескоп, взял светящуюся пуговицу и, не оборачиваясь, прошел в свой кукольный домик. Дверь за его спиной закрылась, но в дверной щели оставалось ядовито-зеленое мерцание. Я кинулся в комнату родителей, будучи вне себя от ужаса, из глаз градом катились слезы, в голове пульсировало с трахом: «Я заболел… заболел… заболел…».

Мало кто знакомится со смертью в шесть лет. В этом возрасте неизбежный финал воспринимается как нечто далекое и нереальное. В отличие от обессиленного старика ребенок полон жизненной энергии. Наверное, поэтому настолько неестественной и страшной выглядит детская смерть. Для всех остальных, но не для ребенка. Вряд ли тогда я по-настоящему осознавал, что умираю.

Наше восприятие всегда настроено на самые яркие события и связанные с ними переживания, навсегда сохраняя их в памяти. Насыщенный красками оттиск из детства – моя мама, отвернувшись, рыдает в ладони. Отец застыл в неуклюжей позе, склонив голову, он обнимает ее за плечи. Впоследствии я никогда не видел материнских слез. Но ее лицо часто сохраняло их следы, выдавая незаживающую душевную рану, которую она неумело пыталась скрыть. Они делали все возможное, чтобы, доживая свою земную жизнь, я был счастлив.

Разрастающуюся во мне опухоль я совсем не ощущал. Мне давали обезболивающее, и физических страданий я не испытывал. В больнице было скучно, и я фантазировал, представляя себя то солдатом, лежащим в госпитале после ранения, то путешественником, оказавшимся в плену у кровожадных дикарей. Дикари носили белые халаты и откармливали меня, чтобы когда-нибудь зажарить на вертеле над костром и съесть. Несмотря на тошноту, я старался съедать все до крошки – мне нужны были силы, чтобы при случае сбежать, украв у жестоких аборигенов с медицинским образованием лодку.

Мой рыжеволосый клоун развлекал меня каждый день – ходил на руках, жонглировал таблетками, делал сальто на одеяле, смешно раздувал щеки и показывал забавные сценки. А по вечерам, подползая к самому уху, шептал причудливые истории. Они казались мне сказками, но теперь я понимаю, все, что он успел мне поведать, было правдой. Рыжий рассказывал о своей жизни на далекой планете, о том, как там живут такие, как он, существа, способные к эмоциональной мимикрии, и потому умеющие расположить к себе любого. Он говорил, что они тоже способны чувствовать и любить, испытывают сердечную привязанность и страдания, когда теряют близких.