Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 86

Я сразу позвонила по объявлению. Неожиданно дребезжащий старческий голос ответил: «Да! Русская? Да! Отлично, приходите посмотреть». Мою комнату временно пересдавала датская девочка, которая уезжала в Гоа на сезон, типа на полгода. Комната оказалась на вилле, в прекрасном районе Фредериксберг, на улице Кохсвай. Я просто ошалела от счастья и не верила до последнего, что все сложится. Приехала на виллу: птички поют, тишина, редкие прохожие с детскими колясками на улице. Позвонила в калитку, мне открыл очень обаятельный старик с задорной физиономией и копной седых волос, лет, вероятно, сорока пяти – пятидесяти. Явно тоже персонаж непростой. Петер работал «хаускипером» этой виллы. Чинил все, менял лампочки в коридоре, находил жильцов. Сам он жил в маленькой комнате под крышей. На стенах – ряды фотографий в рамочках: родственники, родители… На фотографиях стояли небольшие толпы розовощеких деревенских жителей. И Петер был из такой семьи. Он рассказал, что еще предыдущее поколение в Дании рожало по 10—15 человек детей. А когда страна превратилась в технологически передовую и социально обеспеченную, люди перестали размножаться. В шестидесятые годы, когда была психоделическая революция, Петер был хиппи и ездил по всему миру – путешествовал. Всю жизнь он занимался только тем, что путешествовал и балдел. Детей у него не было. И жены тоже. И гелфренд – тоже. Была хроническая малярия, подцепленная в одном из путешествий по Африке.

В общем, я немедленно сняла подвальчик на Кохсвай с маленьким окном под потолком, выходящим на корни растущих деревьев. На окне была решетка. В подвале был зеленый кавролин, кровать, стол, стеллаж из «Икеи» и огромный постер какого-то театрального фестиваля в стеклянной раме. Чтобы попасть в общую кухню, нужно было подняться по ступенечкам. В туалет – тоже. И в душ – рядом с ним. На третьем этаже была ванная, но я узнала об этом только год спустя. Дверь всегда была закрыта и никто не входил туда при мне. Ванна в Дании считается непростительной роскошью, потому что воду нужно опреснять, а это дорого стоит. Душа вполне достаточно. На третий этаж я вообще не ходила. Туда нужно было подниматься по скрипучей деревянной лестнице, завернутой под странными углами. На повороте висел один из тех неприятных портретов, которые, кажется, провожают тебя глазами до самой двери, глядя в спину. Неизвестный персонаж неизвестного художника. Масло, холст, начало позапрошлого века. Это вилла вся, покомнатно, сдавалась разным людям. Видимо, была когда-то очень богатая большая семья, которая построила себе эту прекрасную виллу: каменную, с высокими колоннами и прекрасным садом, а потом они куда-то испарились. И появился Петер. Кстати, не удивлюсь, если на самом деле это была вилла его родителей. Но родители умерли, а у старого хиппи не было денег, например. Хотя это мои фантазии. Периодически он закрывался у себя в комнате, болел и пил хинин. А потом выходил к нам – помятый, немножко побледневший, но вполне живой. Может быть, конечно, он мне врал и болел чем-то другим. Может быть, он там наверху уходил в странные тихие запои или опиумные марафоны. Взрослые и одинокие. Он всегда был удивительно спокоен и доброжелателен. Это был единственный человеко-датчанин, который отнесся ко мне непредвзято. Я считала его своим другом. Он пустил меня в этот дом, где прошли мои лучшие дни в этой стране. Я всегда немножко опаздывала с арендой, но тем не менее всегда отдавала. Он ворчал, что у меня постоянно ночует целая толпа гостей, даже живут там неделями. Мы пачкали ему плиту брызгами масла от жареной картошки, а он ругался и говорил, что все жильцы как жильцы, а я – свинья… Я объясняла ему, что я свинья по гороскопу. Угощала его этой картошкой, и он очень радовался. Говорил, что датчане не умеют готовить и питаются полуфабрикатами. Один раз я испекла шарлотку, а он долго не верил своим глазам, настойчиво предлагая мне открыть кафе. Я психовала и орала на полудатском-полуанглийском, что не имею права ничего делать в этой долбаной стране. Вот – смотрите, я – бесправное существо в социально ответственном обществе! А он смеялся этому, как хорошей шутке. Я тогда еще не знала, что ни в одной долбаной стране нельзя ничего сделать просто так. Без опыта, связей, специальных разрешений и тонны усилий. Мне казалось, что должен быть какой-то официальный старт: как в детстве, при социализме – «все, у вас есть разрешение, вот вам, девушка, путевка в жизнь»… Он был очень хороший дядька, и я жила у него очень долго: в подвале, на чердаке, в зимнем саду и даже на улице в палатке… ой, это я забегаю вперед.