Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 52

Глава 15

Евреи и геи.

Приехали. Я даже нарядилась по таком случаю: все в ту же проститутскую бабушкину шубы и ботфорты. Москвичи должны были считать этот дресс-код как признак сытой датской жизни. Сами москвичи были в джинсовых куртках не по сезону и немного помятые с дороги. Паша и Саша – оба рослые, красивые, с хорошим подмосковным румянцем. Вот они, собственно – два гея, убежали от преследований на родине! Ритку мы в лагерь сдавать не хотели, потому что это было совершенно бессмысленно. Ее надо было выдать замуж. И этим мы увлеченно занялись в следующей главе.

В аэропорту я никому, конечно, на шею не бросилась. Хотя хотелось. Алекс тут же вспомнил, что видел «этого длинного дебила» у меня в больничке среди посетителей. Но мудро не стал расспрашивать. «Дебил» тоже принял правила игры и вел себя очень прилично. А я… я запуталась окончательно: с кем я дружу, кого люблю, за кого замуж вышла… По ходу, получалось, что ясность и не нужна никому.

В общем, мы в первый же день рассказали друзьям, что их ждет и какие у них перспективы. Сели и очень серьезно обсудили все варианты. Алекс произнес речь: «Находится здесь в не можете. Если кто-то не понял. Эти двое едут отсюда к чертям собачьим, потому что вы мне не очень нравитесь. Едете в лагерь и сразу там просите политического убежища. И тогда остаетесь там же, что очень удобно. Обычно люди сдаются сразу по прилету. Подходят к первому полицейскому в аэропорту и говорят: „Хочу попросить политическое убежище“. У него глаза выпучиваются и начинается… Вас сначала ведут туда, потом сюда, звонят, переспрашивают, еще раз переспрашивают, вызывают полицию, вы сидите в участке, ждете переводчика, потом – адвоката, потом полиция вас везет в участок, потом – куда-то еще, и, наконец, вы попадаете в какой-нибудь лагерь для перемещенных лиц – refugee camp – и просите там asylum. Аsylum по-датски звучит как „азюль“. А если „сдаться“ властям сразу у порога лагеря, то там же и остаетесь. Че кататься-то…» Слово «сдаваться» происходило, вероятно, из детского подсознательного: изможденные пленные сдаются сытым и чистеньким фашикам, подняв руки за головой. Итак, азюль – искомое. И сейчас он им, дебилам, расскажет: как это технически делается. А также расскажет им, долбоящерам, какие готовые легенды для этого существуют. Легенды назывались «телеги». Телег было всего три: нацменьшинства, религиозные меньшинства и секс-меньшинства. Религиозное меньшинство у нас тогда ассоциировалось исключительно с мусульманами на улицах Москвы… Смешно. Религия вообще была настолько чужда народу, что никто даже не догадывался пройтись по этой теме. Такие телеги были весьма непопулярны. Парочка сектантов служила для нас провальным примером. Алекс был нац, естественно, меньшинство. Азюлянты должны были строго придерживаться своей телеги, ее проверяли и перепроверяли двадцать раз. Хорошо, если у тебя были хоть какие-то документы. Хотя бы справка для бассейна. Но лучше метрика какая-нибудь или письма с угрозами. Это давало больше шансов на «позитив». То есть позитивный ответ на просьбу о политическом убежище. Если никаких документов не было, тебя все равно держали в лагере до последнего. Потому что не было и противоположных доказательств – того, что ты врешь. При «расследовании» представители датского государства подключали лагерных сотрудников и волонтеров – «стаффов» и психологов, чтобы обо всем «информировали». На судебных разбирательствах тебя могли провоцировать каверзными вопросами: «А сколько было времени, когда вас унижали в парадной? А вы же сказали, что было темно, разве в России летом темнеет уже в пять часов вечера?» Было несколько собеседований и несколько судов. Что-то все время уточняли. Отказывали. Принимали апелляции. С самого начала давали общественного адвоката, который кое-как вел дело. В Дании «прецедентная» судебная система. А прецедент мог создать только заинтересованный адвокат. Или тупо помочь с оформлением дела, дополнить его нужными доказательствами. Но никому нельзя было говорить правду, никогда! Тем более адвокату! Адвокат – тоже датчанин, представитель власти и государства. И сдаст тебя, если что, на раз. Главное правило русского человека за границей: не верь, не бойся, но проси! Только поэтому он и выживает. Русские или евреи – там это уже абсолютно все равно. У Алекса была великолепная телега: он еврей, и он закончил школу номер такую-то, где его, конечно, всегда били за то, что он еврей. Все детство его били за то, что он еврей. А потом и в юности били – на улице и в институте. И еще угрожали. И когда он заявил в милицию, его там тоже побили от души. Поэтому на милицию у нас, у евреев, надежды не было. Только на датское государство. Но главное – угрожали в письменном виде. Обрывок бумаги прилагался. Ну и дальше, когда пришла реальная «угроза жизни», ему пришлось бросить престижный институт и скрываться по хатам, а потом уж драпануть сюда. Почему не в Израиль? Я уже не помню. Наверное, бандиты поджидали его у входа в посольство Израиля.