Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 44

У них я познакомилась с татуировщиком Ипонцем. Он приехал в Копен в гости к старому другу и заодно Костяну «петуха на левой сиське перебивал». Так я говорила потом всем в отместку за Костянову ко мне нелюбовь. С тех пор с Костей и его женой мы не виделись. А Ипонца и сейчас вижу часто. Человечище! У него – старый квадратный мерин с ножами-крыльями, нарисованными на дверях, и православные убеждения. Пить с ним – чистая радость. А разговаривать иногда затруднительно. Очень я слова подбираю тщательно в этих беседах.

Не то что с Фокусом. С Фокусом с полуслова все понятно. Все русские в Копене знали Фокуса. Потом все полюбили его в Москве. А сейчас у него новая фишка – живет в Азии. Он – человек светский и довольно известный. Тогда у него был хипанский хаер, а теперь – растаманский дред. Хаера хватило ровно на один дред, но толстый. В Копене он был самый не странный из всех тамошних обитателей. Нормальный здоровый хиппи. Это он решил, что для хиппи проще всего быть художником. Так отмаз стал делом всей жизни. Он и сейчас еще прикидывается художником. Хотя в большей степени, я думаю, он – общественный деятель, который умеет рисовать. Тогда у Фокуса была блат-хата на Норребро. Это такой… одиозный райончик, известный своими дешевыми квартирами, прогрессивными взглядами и прекрасным старым кладбищем. У Фокуса собирались все. Битком было порой. Все курили и говорили. А Фокус сидел в это время за компьютером (лучшее вложение социального пособия, которое я только видела) и штурмовал Фотошоп. Благодаря этому он выучил и английский, как сам признался. Общество собиралось разношерстное. Туда принято было «обязательно ходить», пока Фокус не разогнал всех по объективной какой-то причине. Кажется, психоделиков перебрал. Но я относилась к нему предвзято, первое время – точно. Ведь он же был хиппи!! Этим все сказано. Нам, панкам, смешно даже интересоваться жизнью этих млекопитающих. Он еще был старше, по-моему, года на два, а может, даже на три, и это казалось гигантской пропастью. Старое поколение! Но интерес преодолел предрассудки, и я стала захаживать в гости. Потом подружилась на всю жизнь. Он однажды даже пытался за мной ухаживать и подарил букет, о чем постоянно мне напоминает. Потратиться на розы в наше время было непростительным сумасбродством. Тем более без всяких гарантий. До сих пор помню подпись к одной его картине: «Женщины от секса влюбляются, а мужики – ох-ют». Полотно 2х2 очень внушительно смотрелось. Эта мудрость, благодаря размеру, запомнилась навсегда. Как-то раз я даже пришла к нему и абсолютно по-честному хотела научиться рисовать. Он же художник! А он сказал: «А чего учиться-то? Надо дунуть да рисовать». В общем, мы дунули и сели рисовать. А так как меня, естественно, никто никогда не учил, то я просто нарисовала много-много каких-то палочек, квадратиков, всяких треугольничков. Фокус сказал, что это – нормальный супрематизм. Все ништяк, немножко подрихтовать – и все будет хорошо. Я очень гордилась своей первой живописной работой и хотела ее повесить на стенку. Но торчащих одиноких гвоздей в обозримом пространстве не нашлось, и мы ее заткнули ловко между карнизом и потолком. В качестве гипотенузы правильного треугольника. Там она и застряла, активно экспонируясь всем приходящим в гости. Говорят, она провисела так несколько лет. Фокус сказал: «Задолбала она нас всех страшно. И из ружья в нее стреляли, и палками пытались сбить, ничего не помогало! Вот это – настоящее искусство!» А потом он купил мафон. Огрмный серебряный двухкассетник. И включил мне похвастаться. Наверное, какой-то Джетро Талл. Потому что он закрыл глаза и забалдел. Я тоже попробовала. Но на меня навалились вдруг одни побочки – ладони вспотели, сердце запрыгало и в мозгу зашевелились ржавые гвозди. Они царапали мои извилины до тех пор, пока я робко не спросила друга: «А можно… я выключу?» Он ничего не ответил, пытаясь вернуться с небес на землю. Тем временем, у меня уже началась паника. Я поняла, что если прямо сейчас вот эти звуки не прекратятся, то я реально сойду с ума. Я вскочила, но не решалась ничего предпринять. Фокус открыл левый глаз и лениво согласился: «Нууу, выключи…» Но я не могла. Я не знала, на какую кнопку нажимать. Шайтан-машина! Я трогала их все подряд и начала уже тихонечко стонать от отчаяния. Тогда он понял суть проблемы. Встал, и благородно сделал все сам. А я села и обхватила голову руками. И говорю: «Какая же я идиотка. Чуть не сдохла, а могла бы ведь просто встать и выйти…» И Фокус говорит: «Подожди минуточку, я сейчас вернусь». И убежал на четверть часа. А потом, ррраз – и с букетом вернулся. Роз! Охренеть! Я, конечно, была очень тронута, но проблема была в другом. Мне нравились плохие парни. То есть совсем плохие. Желательно, не слишком интеллигентные и брутальные. Я пыталась ему объяснить, что «не надо со мной связываться. Понимаешь… есть такие женщины… На таких надо штамп ставить: череп с костями и надпись: „не влезай, убьет“. И, судя по всему, это – я». Потому что хорошие мальчики быстро становились плохими под моим обаятельным взглядом. А Фокус был вполне хороший… Почему его звали Фокус? Ну, так повелось… А что? У меня есть еще знакомый Покус. Он – транс-музыкант и тоже очень одиозный персонаж.