Читать «Мое частное бессмертие» онлайн - страница 50

Борис Евгеньевич Клетинин

Марья стелила по-городскому, с наволочками пододеяльниками.

– Как настроение у ней? – ещё спросил Пешков. – Мебель по квартире не двигает больше?..

И… махнул рукой.

Здесь Марья закончила приготовление постели и распрямилась.

Пошёл с нею в кухню к плите.

В кухне Марья брала сваренные яйца из кастрюльки и очищала от скорлупы. Занятость позволяла ей помалкивать.

– Ей всего 17 с половиной было, когда встретились! – рассказал Пешков. – Ребёнок совсем!.. Да и я только с флота, гол да бос. И что там за интерес у Пётра Фёдорча был, а?!. Вроде бы он родителей моих знал!..

Но тут его поразило, что Марья, перенося нагретую кастрюльку с плиты на стол, брала её голыми пальцами.

– Не горячо? – взял её ладонь, потрогал сработанную кожу.

– Я быстро! – объяснила она.

– Не важно! – хмыкнул. – Нервному сигналу хватает доли секунды – чтобы мозг перевёл горячую температуру в сигнал боли!..

И отпустил её руку.

Он обожал задумываться о физическом устройстве мира. О чудесной сложности его.

Оскорблённый дух его умягчался тогда.

– Там нейроны в коже! – объяснил он Марье. – Они прилегают друг к другу так тесно, что один моментальный сигнал «горячо!» – и мозг всё принял!..

Собирался ещё добавить в этом духе.

Но вошёл Яков со двора.

Встал на пороге.

– Коробку, – напомнил он, – забрал?..

6

50-летие МССР. Витя Пешков.

Лебедев приехал из Москвы и привёз мне джинсы «Miltons» и приёмничек «Спорт» на «кроне».

Мы сели обедать, и он принялся выговаривать мне за поддельные хроники.

Я-то думал, он забыл.

Мало у меня своих проблем!

Кишинёв, октябрь 1974.

Hачну с того, что мама перевела меня из 2-й английской в 37-ю, к себе под крыло.

Это зверская школа с уклоном в науки.

Мама надеется, что я стану химиком. В химии, мол, перспектива! Полно белых страниц. Взять простую воду, например. Ей 4 миллиарда (!!!) лет, но химический состав её открыли совсем недавно.

Ну, я не против. Химиком, так химиком.

Но если б я знал, как меня будут парафинить из-за мамы – в 37-й! Я бы упёрся рогами и не перешел. Потому что мама там слишком активная, лезет на рожон с хулиганами. Её грубый, вечно охрипший от скандалов голос гремит на всех этажах. И вдобавок у неё живот растёт.

Вот тогда Лебедев приехал.

«Известия» откомандировали его – освещать 50-летие МССР.

Пока они с мамой ехали из аэропорта, я раскрыл хронограф и развёл наспех пару страниц.

Разными чернилами.

Всё-таки я надеялся, что Лебедев не вспомнит.

Но не тут-то было. Чуть не с порога он потребовал тетрадку.

– Подделка! – пробормотал он, разлистав пару страниц. – Причём небрежная!..

Сели обедать.

– Всемирная история началась тогда, – сказал он, купая столовую ложку в бульоне с рисом, – когда её записали!.. Поэтому, Витька, сам решай!.. Не будешь записывать хроники в хронограф, – растопырив пальцы, он полил на них (!!!) бульоном с ложки, – останешься страной зыбучих песков!..

(Теперь понятно, за что я Лебедева люблю?!)

– Лёша-а! – возмутилась беременная мама. – Лёша!..

Но в её голосе злости не было.

– И уж на Геродота не надейся! – ещё добавил он. – Ни фига он не напишет о тебе, этот Геродот!.. А если и напишет, то одну густую клюкву!..