Читать «Моё собачье дело» онлайн - страница 55

Пока я думала о своей вероятной обиде, сеструха уже заигрывающе бросилась обниматься с мамой (да, сеструха умела обниматься), всем своим видом выражая: «Ой, провинилась я, грешная, простите и помилуйте, умоляю!»

Я с некоторым презрением посмотрела на эту душераздирающую сцену, но тут же почувствовала в себе непоборимую силу, толкающую меня на то же самое поведение. У меня вообще такое ощущение, что в наши мозги встроен некий каверзный механизм, не позволяющий нам сохранить ни капли собственного достоинства. Вечно мы должны с виноватым видом валяться у людских ног и умолять о пощаде. Не потому, что так надо, а потому, что мы по-другому не можем.

— Ну и плюнь ты на этих собак! — воскликнул папа. До кучи, что называется. Я внутренне закатила глаза, в то время как сеструха только еще отчаяннее завиляла хвостом. — Зачем полагаться на безмозглых созданий, если можно…

Я уже не слушала. Все-таки даже у собак в какой-то момент может кончиться терпение. Я демонстративно направилась к выходу. Но тут заговорил Никуся, и что-то в его голосе заставило меня насторожиться.

— Но у меня есть еще одна идея, — просопел Никуся, утирая сопли рукавом.

— Насчет собак? — с опаской поинтересовалась мама.

Никуся кивнул.

— Да, насчет собак.

У меня шерсть встала дыбом. Нет, не так устрашающе, как вы это себе сейчас представили, а в душе. При одной только мысли о подобном времяпровождении, как на нашем несостоявшемся концерте, мне стало дурно. Я всерьез задумалась о преимуществах приюта.

— Канистерапия, — с важным видом пояснил Никуся и положил с гордым видом руку на голову сеструхе, которая не могла упустить возможности и незаметно унюхивала что-нибудь съедобное на столе.

Я молниеносно переместилась в центр кухни и стала всматриваться в лица папы с мамой, чтобы понять, что нас такое ожидало на этот раз. Но единственное выражение, которое я там улицезрела, было такое же недоумение, как и у меня самой.

— Что за терапия? — довольно вежливо спросил папа.

— Канистерапия, — важно повторил Никуся. — Пока не буду вам объяснять подробности. Сначала почитаю еще немного, подготовлюсь и потом уже все по делу скажу.

Мне надо было хотя бы не по делу. Слово «терапия» лежало запыленное где-то в забытом уголке моей собачьей памяти и отдавало тихим эхом в навостренных ушах. Надо было улечься поудобнее на подушку и повспоминать, где и в каком контексте я могла его уже слышать. Но вот какое-то смешное слово «канис» я определенно слышала впервые.

«Канис, канис, канис», — повторяла я про себя как скороговорку весь оставшийся вечер и пыталась вчувствоваться в ассоциации, вызываемые у меня этими звуками. Кроме навязывающейся (и вгоняющей меня отчего-то в ужас) канистры, мне виделось нечто сладкое и колкое, коварное и мягкое. Сеструху, рассеянно предположившую, что это как-то связано с зайцами, я высокомерно высмеяла. Но как выяснилось, именно ее предположение было ближе всего к истине.

Канисами оказались мы с сеструхой. Как доложил Никуся сидевшему перед компьютером папе (а перед компьютером папа сидел теперь чуть ли не целыми днями и ночами, хотя мне было совершенно непонятно, как можно так долго таращиться в мелькающий ящик, не съехав с катушек), давным-давно на земле жили некие люди, носившие простынки вместо одежды и кожаные ремешки вместо ботинок. Эти загадочные люди любили засиживаться в комнатах с паром, пить вино, закусывая виноградом, и скакать по свету, устраивая войны на любой приглянувшейся местности. Как и следует, говорили они на теперь уже никому не понятном языке, из которого Никуся и почерпнул пресловутое словечко «канис». Папа, несколько насупившись, пробубнил, что спасибо, мол, за доклад, но ему все это и так уже давно известно.