Читать «Мифогенная любовь каст (Том 2)» онлайн - страница 18

органах, что и ваш кузен?

Джерри вместо ответа захлебнулся хохотом. Чекист

тоже загоготал. От них пахло водкой. Они неслись

словно бы наобум, не разбирая дороги, вокруг был сущий

ад: падали бомбы, рушились здания. Советские зенитные

батареи полосовали небо.

Радный улыбался - улыбался концу собственной

жизни, который был, как ему казалось, близехонько.

"Не от чекистской пули, так от немецкой бомбы

не все ли равно...", - думал он.

Внезапно они вырулили к Волге, туда, где

обрывалась набережная, украшенная статуями счастливых

детей, девушек и спортсменов. Дальше начинались дикие

песчаные пляжи. На другой стороне реки шел бой, там

все горело, и над рекой вздымались темные дымы. Они

были недалеко от бывшей лодочной станции, но от нее

мало что осталось - растерзанный домик со съехавшим

набок обугленным куполом, раскрашенным в цвета радуги.

От лодок уцелели щепки, куски, головешки.

"Вот тут меня и убьют", - подумал Радный.

Кирилл Радужневицкий вежливо помог ему выйти из

машины.

- Красивое место, Глеб Афанасьевич, - сказал

он. - Отсюда хороший вид на реку. Эти столбы дыма на

горизонте... Мы хотели бы сфотографировать вас здесь,

если позволите.

- Сфотографировать? - горько усмехнулся Радный. 

Так это теперь у вас называется? И, конечно же, в

затылок?

- Да, да, в затылок! - широко улыбнулся Кирилл

Андреевич. - Вы угадали: со спины. И чтобы вы смотрели

туда, на ту сторону. Как некоего бога... как бога

смерти, что ли... С этими черепами... Взирающим на

дымы войны. Не угодно ли встать на этот пьедестал? 

он указал на белый, потрескавшийся постамент, с

которого взрывной волной сбросило скульптурную

группу - детей, играющих в мяч.

Радный вскарабкался на постамент и встал на нем,

повернувшись лицом к реке, в водах которой отражались

прощальные отблески заката.

Сзади послышался щелчок. "Взвели курок, - подумал

Глеб Афанасьевич. - Целятся. Сейчас выстрел. И все".

Вот она, эта последняя секунда, к которой он шел

всю жизнь, думая с младенчества только о ней. Об этой

секунде, только о ней. Крошечная порция пустоты,

щелочка между двумя глыбами - жизни и смерти.

Неожиданно он почувствовал необходимость произнести

нечто вслух. Последние слова. Пусть они прозвучат. И

пусть это будет немецкая речь - речь, которая

подстерегает в будущем, за поворотом. Речь мира

мертвых.

- Их хабе генуг! - произнес Радный.

Эти слова означают "С меня довольно!". Это

значит, что человеческое существо требует себе конца.

Оно измождено. Оно устало от жизни и от ожидания

смерти. Оно желает, чтобы все исчезло. То были слова

одной из кантат Баха - мрачной и прекрасной. Эту

кантату Радный считал самым совершенным творением,

которое когда-либо создавал человек. Когда-то он

пытался перевести на русский язык эти стихи, это

воплощение горестного пафоса барокко:

Был млеком воспоен, был опьянен вином,

Я жил, дышал, любил и трепетал невольно,

Но ныне утомлен и бдением и сном,

И ныне - все, конец. С меня довольно!

Я страны посещал, где вечный аромат.

И дольние края встречали хлебосольно,

Но я блуждал, томясь, из сада в сад.

И ныне - все. Конец. С меня довольно!

Я книги изучал, чтоб знания испить,