Читать «Мистерии (пер. Соколова)» онлайн - страница 27

Кнут Гамсун

"И та-та-ти и та-та-та, и та-та-ти и та-та-та.

"Жизнь — борьба съ лукавымъ, да.

"Въ нашемъ сердцѣ и умѣ.

"Вѣрно! Вѣрно, вѣрно до послѣдней черточки! Милостивые государыни и государи, классическій норвежскій ямщикъ на почтовыхъ везъ однажды великаго писателя. Вотъ пока они оба такимъ образомъ сидѣли и ѣхали, простодушный ямщикъ спросилъ:

— Что такое, съ вашего позволенія, собственно значитъ писать, по вашему мнѣнію? — Великій писатель отверзъ свои сомкнутыя уста, расправилъ маленькую птичью грудку во всю ея ширину и изрекъ слѣдующія слова: "Писать — значитъ, управлять самимъ собою, не взнуздывая себя".

"Норвежскій ямщикъ почувствовалъ себя уничтоженнымъ.

"Одиннадцатъ часовъ. Башмаки! Гдѣ, чортъ возьми, мои башмаки?.. Ну-съ, теперь изъ уваженія къ этой злополучной привычкѣ бодаться, кусаться, топорщиться противъ всего и противъ всѣхъ, въ такое время, когда даже ни у кого нѣтъ средствъ язвить кого бы то ни было или что бы то ни было; вѣдь это же тогда шипы, чертополохъ, дикообразы или единороги… Хе-хе! Мнѣ хочется потрясти основу двухъ-трехъ превратныхъ понятій этого міра.

"Стройная, блѣдная дама, одѣтая въ черное, съ самой радужной улыбкой; она-то рада была завладѣть мною: она хватала меня за рукавъ, чтобы только удержатъ меня. — Произведите хотъ только приблизительно такое же движеніе вокругъ себя, какое произвелъ Викгоръ Гюго, говорила она: тогда вы, по крайней мѣрѣ, будете въ правѣ съ нимъ поспорить.

— Хе-хе, возражалъ я. Я, который никогда не знавалъ ни одного писателя и никогда ни съ однимъ не разговаривалъ; я, агрономъ, въ продолженіе своихъ двадцати восьми лѣтъ изучавшій удобренія и зерновые хлѣба: я, который никогда не былъ въ состояніи написать стиховъ даже о зонтикѣ, тѣмъ менѣе въ состояніи я писать о жизни и смерти и вѣчномъ мирѣ!

— Да, ну такъ возьмите образцомъ другого великаго человѣка, — сказала она тогда. — Вы все похаживаете и важничаете и развѣнчиваете великихъ людей. Но великіе люди стоятъ себѣ и будутъ себѣ стоятъ всю вашу жизнь, вотъ увидите.

— Сударыня, — сказалъ я, благоговѣйно склоняя голову, — сударыня! Боже ты мой, Боже, до чего жалко, до чего нравственно убого звучитъ то, что вы только-что изволили сказать. Впрочемъ вы меня извините, что я говорю такъ прямо, но если бы вы были мужчиной, а не женщиной, я бы голову отдалъ на отсѣченіе, что вы принадлежите къ лѣвой партіи. Я не развѣнчиваю великихъ людей, но я сужу о величіи человѣка не по размѣрамъ движенія, которое онъ возбуждаетъ вокругъ себя, но по своей мѣркѣ, по доступнымъ душѣ моей сокровищамъ: я сужу ее, такъ сказать, по тому вкусу, который дѣятельность его оставляетъ у меня во рту. Это не важничанье, а дѣйствительно то, что даетъ субъективная логика моей крови. Не въ томъ, не въ томъ, главнымъ образомъ, дѣло, чтобы производить движеніе, чтобы изгонять Кинга изъ Коммуны Гойфаагъ, провинціи Лиллензандъ черезъ Зандштадтъ. Не въ томъ дѣло, чтобы нашумѣть въ толпѣ присяжныхъ, учительницъ, журналистовъ или галилейскихъ рыбаковъ, или выпустить брошюру о Наполеонѣ маленькомъ. Величіе проистекаетъ отъ проявленія и созиданія власти, власти духовной и матеріальной, оно дается избранникамъ, отмѣченнымъ, владыкамъ, великимъ, Каіафамъ, Пилатамъ, царямъ. Что толку въ томъ, если я приведу въ движеніе чернь, а самъ все же буду распятъ? Можно собрать чернь въ такомъ количествѣ, что она овладѣетъ кусочкомъ власти; можно дать ей ножъ въ руки и заставитъ ее колоть и рѣзать, можно такъ настроить ее, что при голосованіи она одержитъ верхъ; но одержатъ истинную побѣду, побѣду духовную, расширить богатства міра хоть на одинъ футъ, — этого она не можетъ, чернь не въ состояніи этого сдѣлать. Великіе люди — прекрасная тема для разговоровъ, но люди высокой души, владыки, всеобъемлющіе геніи — тѣ строго должны отдать себѣ отчетъ, что такое называется великимъ человѣкомъ. Тогда великій человѣкъ останется позади съ толпою, съ недостойнымъ большинствомъ, съ присяжными, учительницами, журналистами и бразильскимъ королемъ въ качествѣ поклонниковъ.