Читать «Мирное небо» онлайн - страница 97

Он протянул руку к Кутузе, чтобы погладить его и случайно коснулся моей руки, лежащей на Кутузиной лапище.

— Ненавижу. Я все это ненавижу.

Я посмотрела на Лёню, он улыбался мне, его изумрудные глаза были такие ласковые, они окатывали меня своим теплом бабьего лета. Мне вдруг захотелось плакать.

Лёня сидел очень близко ко мне, и я почему-то положила голову ему на плечо. Он погладил меня по голове и поцеловал в лоб.

— Как самочувствие, — спросил он.

— Не знаю, я однозначно заболела, только от этой болезни нет лекарства. Только лоботомия.

Я поймала на себе удивленный взгляд Евы. И тут я очнулась. С какой это стати моя голова лежит у него на плече, и почему я говорю ему очень личные для меня вещи? И уж совсем непонятно чего это ради он целует меня, и не важно, что в лоб?! Мы с ним всего-то четвертый день знакомы. Прямо как с Игорем. Это мысль вдруг шокировала меня, и я отстранилась о Лёни, да так резко, что Кутузя спрыгнул с моих колен и рванул в коридор. Но Лёню мое поведение не испугало и не удивило, он просто улыбнулся мне, а потом встал и пошел менять замок.

11

Сплошная ложь

Лёня

Я родился в 1977 году, но точная дата моего рождения неизвестна. Меня подкинули в один из московских детских домов первого апреля, и это не было шуткой, за мной никто не вернулся. По оценке местного педиатра мне не было и пяти дней от роду. Позже, когда оформляли мои документы, датой моего рождения стала дата моего попадания в этот детдом. Да уж, попал так попал! Женщина которая меня родила не оставила даже записки с моим именем. На тот момент директор моего детдома была замужем уже в четвертый раз, звали ее нынешнего мужа Леонид, и меня назвали в его честь. Не важно, что спустя восемь месяцев они развелись, имя мне было уже дано. Фамилию мне дали в честь названия месяца, в котором я попал в детдом. Отчество мне дали в честь сторожа Сергея, который меня и нашел.

Все в моей жизни было ложью, с самого первого моего дня. Моя мать от меня отказалась, никто не знал точного числа, когда я появился на этот свет, мои фамилия имя и отчество были придуманы совершенно посторонними мне людьми. А были ли у меня родные? Однозначно нет. У сирот не бывает родных. Но если сироте удастся найти хотя бы одного друга, среди таких же покинутых жизнью маленьких человечков, как и он сам, то он узнает, что есть узы гораздо крепче родственных.

Я был искренне удивлен, когда узнал что наши воспитательницы нам не родные мамы. А кто же они тогда нам? Им просто платят деньги за то, что они нас растят и воспитывают? Так почему же тогда мы всех их называем мамами? Очередная ложь. Я узнал, что же такое на самом деле мама почти в сорок лет, когда встретил Веру. Как бы мне хотелось, что бы у меня была такая мама как она.

Нас учили читать и писать, считать, говорили, что это основы всего, и что без этого мы «невежественные деревенщины» и без этого ничего хорошего нам в жизни не видать, а счастья тем более. Однако в нашем интернате жил старый дядька, он заправлял котельной, так как у интерната она была своя. Он никогда не уезжал, у него не было выходных и родственников, он занимался в жизни только одним делом — обслуживал в одиночку котельную. Родился он в 1915 году, спустя два года началась революция. Он никогда не ходил в школу, не умел писать и читать, а посему был невежественной деревенщиной. Этим важнейшим основам жизни он научился только в сорок семь лет, в этом интернате. Однажды я его спросил, видал ли он в жизни что-то хорошее или даже счастье? На что он ответил, что самые его счастливые годы прошли в этом интернате, и что до этого он наверно даже и не знал что же такое настоящее счастье.