Читать «Меч князя Буй-тура» онлайн - страница 15
Николай Дмитриевич Пахомов
«Хоть ты, друже, пари, не поддавайся басурманам, — отметив тусклым взором это, горько скривил Всеволод пересохшие, потрескавшиеся от зноя и жажды губы и вновь почувствовал привкус крови. — А я вот, видишь, отпарил… Был орел, да весь вышел… Больше на кура мокрого похож… да что там кура… на цыпленка».
В вялой от усталости и ран, поникшей фигуре курско-трубчевского князя, безвольным кулем державшейся в чужом седле, на чужом коне, лишенной оружия и свободы, трудно было узреть схожесть с гордой вольной птицей, парящей в небесах. Но это сейчас. А до пленения Всеволод, имевший темно-карие глаза, в которых полыхало пламя жизни, силы и ума, продолговатый с горбинкой нос, чем-то напоминавший клюв хищной птицы, горделивую осанку, вполне мог быть сравним с орлом. Однако то было раньше…
Видя, что разговора с русским князем не получается, хан Роман, давно крещенный в православную веру и получивший христианское имя, однако по-прежнему придерживающийся обычаев своего народа, вновь ускакал в голову кавалькады. Он не спешил. Он знал, что у него уйма времени, и пленник обязательно заговорит. Никуда не денется. Оттает душой, отойдет сердцем — и заговорит. Все так поступают. Не зря же Всевышний дал людям язык и уста. Заговорит…
Оставленный ханом в покое, Всеволод, как и прежде, поддерживаемый с двух сторон половецкими воинами, поник головой. Его позолоченный шлем был утерян в бою и, возможно, стал уже добычей какого-нибудь кривоного половца, позарившегося на блеск золота и ловко подхватившего шелом концом копья прямо на скаку. Возможно. Но, возможно, он и сейчас где-то лежит среди груды трупов половецких воинов, сраженных Всеволодом и его мечниками-оруженосцами да воеводой Любомиром, сражавшимся рядом с князем в их последний час. А потому темно-русые волосы, прожаренные степным солнцем, но склеенные в отдельные пряди его потом и кровью, закрыли его лик от посторонних пристально-заинтересованных взглядов.
И что творилось в голове князя, какие думы одолевали некогда буйную головушку, поселились ли туда Жаля с Тугой и Горыней — вестниками беды и печали — было неведомо. Может быть, мысленно князь оплакивал свою любимую дружину из воинов-курчан, не пожелавших сдаться в плен врагу и сражавшихся рядом с князем до конца и павших почти поголовно на ратном поле, может быть, он вспоминал светлый лик любимой и ласковой супруги Ольги Глебовны, подарившей ему сыновей-княжичей Святослава, Андрея и Игоря, может… Все может быть… Сползшие на лик волосы, спутанные, потные и окровавленные, как паранджа восточных красавиц, надежно закрыли его лицо и очи — зеркало человеческой души.