Читать «Меч и плуг (Повесть о Григории Котовском)» онлайн - страница 116

Николай Павлович Кузьмин

Слова его ронялись трудно, с перерывами, точно вынужденное признание.

Помолчали, каждый обдумывал последнюю тревожную новость. Дальше командующий заговорил уверенно. Во всех, казалось бы, стихийно возникавших беспорядках в разных концах республики он видел единую руку, один хорошо продуманный план. Не случайно почти день в день с дальневосточными событиями границу с Польшей перешли отлично вооруженные банды Тютюнника, Савинкова, Булак-Балаховича. Это при наличии такого очага в самом центре, как антоновский мятеж!

Поправив занавеску на окне, командующий прикрыл створку и медленно вернулся к столу.

На днях из Москвы по поручению Ленина звонил заместитель председателя Реввоенсовета Склянский. Владимир Ильич в нетерпении: как, все еще не поймали Антонова?

— Нам отпустили месяц. — Командующий обеими руками пристукнул по карте. — Немыслимо короткий срок! Сейчас это уже видно… Григорий Иванович, у вас опыт борьбы с Махно, на Украине. Мы обязаны… понимаете, обязаны… не затягивать. Ну, может быть, чуть-чуть.

— Михаил Николаевич, на Украине степь, там они как на ладони. Здесь лес, это труднее.

— У воронежцев сразу пошло дело, когда они привлекли само население.

— И мы, — кивнул Котовский. — Мужик не воевать должен, а работать. Я обязал начальников посевных участков докладывать в штаб ежедневно. Люди, лошади, повозки…

— Мне кажется, толку будет больше, если помощь населению оказывать не по капле: один боец, два, а коллективно. Что-нибудь вроде ленинских субботников? — Командующий не приказывал, а как бы советовался.

Котовский наклонил голову, подумал.

— Учтем.

Он был слегка уязвлен. Вроде бы мелочь, пустяк, а не додумались же сами! Конечно, на работу в поле следует выходить артельно: и толку в самом деле больше, и, так сказать, наглядности.

Командующий сказал, что в Тамбове сейчас раскрывается картина большого, тщательно законспирированного подполья. Организация эсеров обнаружена в губвоенкомате, на железной дороге, — дело поставлено широко.

Котовский вспомнил: а овес пополам со стеклом, а сбитые бойки наганов?..

И все же жестокие меры, допущенные в самом начале борьбы с восстанием, претили Тухачевскому. «Жестокость вообще свидетельствует о бессилии!» Он распорядился отпустить из тюрьмы более восьмисот мужиков, арестованных по подозрению в помощи бандитам. Освобожденные избрали шесть человек ходоков и отрядили их в Москву, к Ленину.

— Я позвонил, чтобы им помогли попасть к Владимиру Ильичу.

С заложенными за спину руками молодой командующий прошелся, его опущенном лице блуждала задумчивая улыбка.

— Я вспоминаю: однажды у Ленина спросили, как быть с пленными французскими солдатами. Владимир Ильич ответил кратко: «Одеть и накормить!» А ведь то были интервенты, чужие… Конечно, с оголтелыми бандитами разговор может быть только один. Но валить всех в одну кучу нельзя. Преступно!

Ленин… Котовскому не довелось ни видеться, ни разговаривать с вождем революции. Но он знал многих, чья жизнь и работа проходили рядом с Лениным, по его примеру и под эго непосредственным руководством. Соратники вождя, они оставались с ним, когда отпадали сотни сломавшихся, но оставшиеся были словно из железа, и теперь как раз ими были сильны партия и армия. Эти люди всегда умели видеть многое раньше других, дальше других они глядели и сейчас. Тухачевский принимал участие в работе X съезда партии, слышал все выступления вождя и считал, что постановления партийного съезда, выступления Ленина раскроют глаза обманутому крестьянству, прорубят в сознании затурканного мужика прямые и ясные просеки. Скоро Антонов окажется без поддержки середняка, с ним останется один кулак с его злобой и отчаянием, и руководители восстания почувствуют себя чужаками своей, казалось бы, родной, но отрекшейся от них земле.