Читать «Между степью и небом» онлайн - страница 229

– Так узнали – этих, на фотографии?!

С первой попытки вместо ответа получился отвратительный какой-то полуписк-полухрип, и Михаил, зверея – на собственную жалкость, на хитреца-особиста – рявкнул так, что в палатке на какой-то миг как умерли все:

– Нет!!!

– Странно, – уполномоченный опять как сам с собою заговорил. – Лежат чуть ли не в самом центре заварухи, а никто их не видел… Скажите, – это уж точно Мечникову адресовалось, – у вас не сложилось впечатление, что немцы проводили там какие-то эксперименты над людьми? И вообще над живыми существами? Уколы… Обезьяна эта… Говорят, удрала в болото, как к себе домой…

Лейтенант хотел объяснить, что никакой обезьяны вообще не видел, но смог только головой помотать. Злость отпустила, на смену ей пришла свинцовая мучительная сонливость. Хоть бы ж скорее отстал со своими вопросами уполномоченный капитан!

– Хорошо, – уполномоченный капитан спрятал фотографию, завозился с почему-то отказывающейся застегиваться пуговицей нагрудного кармана. – Можете пока не беспокоиться за себя. И вы, – короткий взгляд через плечо, на Зураба. – И ваша санинструктор тоже, – короткий взгляд поверх Михаила (опять же туда, откуда тот давеча наблюдал сам себя). – Особистам я уже сообщил, что по их ведомству вы трое чисты. А вот с нашим ведомством еще придется вам поработать. Но это потом. Пока задача у вас троих одна: поправляться.

Еле шевеля стремительно тяжелеющим языком, Мечников все-таки осилил спросить:

– А какое это ведомство – ваше?

– Оно вам надо? – осведомился уполномоченный.

И исчез, истаял в сумеречной сгустившейся мути.

* * *

А муть все сгущалась, все сумеречнела, роилась беззвучно, тужилась лепить из себя какие-то пока еще неразборчивые размытые тени…

А потом вдруг, ни с того, ни с сего заметилось, что беззвучное это роение на самом деле отнюдь не беззвучно, что так и сочится оно ненавязчивой ядовитой издевкой…

"Думаешь, все вот так и закончилось? Думаешь, закончилось? Думаешь?"

Знакомый голос, очень знакомый, вот только никак не вспоминается чей…

И вдруг – злобный сполох шматует сумрачную сумеречную пелену; стеклянным крошевом брызжет в глаза яростно мельтешащее многоцветье…

…Пронзительный ветер треплет густую заросль кумачовых флагов… Гитлеровских, фашистских флагов?! Э, нет – там, в язвящих алость пятнах-гнойниках порастопыривались не свастики… не совсем свастики – какие-то черные давленые пауки… За ветряным трепыханием не разглядеть их толком, пауков этих; кажется только, будто они отчаянно сучат извилистыми своими ногами – не то в агонии, не то, скорей, мучительно оживая… А сквозь насилуемое ветром беснование кумача нет-нет, да мелькают красно-кирпичные «ласточкины хвосты», знакомый до оскомины купол Дворца Съездов…

Тонкие, копьеподобные древки возмутительных в своей нелепости флагов щетинятся из плотной толпы безлико-одинаково крепких парней, и несется оттуда, из толпы этой ревливое «…разрушим… до основанья, а затем… мы наш, мы новый мир…»