Читать «Медленной шлюпкой в Китай» онлайн - страница 22
Харуки Мураками
Многие почему-то считали моего приятеля чересчур заурядным и недалеким, но он и в ус не дул. Ездил на приличной подержанной машине, имел полное собрание сочинений Бальзака, а также — ладно сидящий костюм, и к нему галстук и ботинки черного цвета. Для свадебных и похоронных церемоний.
Всякий раз, когда кто-нибудь умирал, я набирал его номер. Чтобы взять костюм, галстук и ботинки. Правда, и пиджак, и кожаные ботинки были мне на размер велики, но, как говорится, не до жиру...
— Извини, — каждый раз говорил я, — опять похороны.
— Пожалуйста-пожалуйста, — каждый раз говорил он.
До его дома было пятнадцать минут на такси.
Когда я заходил в комнату, на столе уже лежали тщательно выглаженный пиджак и галстук. Ботинки начищены, а в холодильнике — полдюжины банок иностранного пива. Вот такой он человек.
— На днях видел в зоопарке кошку, — открывая пиво, сказал он.
— Кошку?
— Да. Пару недель назад ездил в командировку на Хоккайдо. Сходил в тамошний зоопарк. Смотрю, на одной клетке висит бирка «кошка», а внутри эта самая кошка спит.
— Какая кошка?
— Обычная. Коричневая, с коротким хвостом, жутко толстая. Завалилась себе набок и дрыхнет.
— Видимо, на Хоккайдо кошки — редкость, — сказал я.
— С какой бы стати?
— А почему бы кошку не посадить в зоопарк? Или она что — не животное?
— Все дело в привычке. Кошек и собак везде полно. Чтоб еще платить деньги за возможность на них посмотреть, — сказал он и добавил: — Как и на людей тоже.
— Пожалуй, так, — согласился я.
* * *
Покончив с полудюжиной банок, он аккуратно сложил костюм, галстук и ботинки в большой бумажный пакет. Будто мы на пикник собираемся.
— Ты уж извини.
— Не бери в голову.
Он заказал себе этот костюм три года назад, но ни разу его не надевал.
— Никто не умирает, — сказал он. — Странная штука — как сшил этот костюм, так все умирать перестали.
— Так всегда.
— Вообще.
Жуткое дело, но в том году было огромное количество похорон. Вокруг меня один за другим умирали нынешние и бывшие друзья и приятели. Будто кукурузное поле в засуху. Мне — 28.
Товарищи мои — примерно того же возраста. 27, 28, 29... Совсем неподходящий взраст для смерти.
Поэт умирает в 21, революционер и рокер — в 24. Большинство из нас предполагало: перевали этот рубеж, и дальше все пойдет своим чередом.
Мы уже преодолели поворот невезения, миновали мрачный и сырой тоннель, и теперь достаточно следовать к цели по прямой шестиполосной магистрали (даже если этого не хочется).
Мы постриглись, мы начали бриться по утрам. Мы уже не поэты, не революционеры и не рокеры. Мы прекратили спать пьяными в телефонных будках, перестали съедать пакет вишни в вагоне метро, слушать в четыре утра на полной громкости пластинки «Дорз». Мы по знакомству купили страховку, стали выпивать в гостиничных барах, собирать счета от дантиста для компенсаций за лечение.
Что ни говори, уже 28...
Непредвиденный мор начался сразу после. Можно сказать,