Читать «Мастер облаков» онлайн - страница 31

Сергей Сергеевич Катуков

Иногда только в коридоре раздавались аккуратные шаги, серые голоса — сменялись таинственные караульные. Я пробовал их посчитать — сначала на слух по оттенкам тембров, потом визуально — изредка проходя по коридорам. Явных запретов на перемещение по дому не было, но существовало несколько правил: плохим тоном считалось болтаться по этажам без дела и нарочно высматривать, что и как устроено; выходить на улицу без сопровождения и без надобности тоже не приветствовалось; после десяти вечера до восьми утра действовал своеобразный комендантский час. Естественно, все это для меня. Остальные жильцы — не считая караульных молодцов — повар, уборщик помещений, комендант, сам Светлов и еще один-два подобных субъекта, конечно, перемещались более свободно, насколько это возможно в соответствии с их службой. И в этом смысле траектории их передвижений ограничивались шахматными закономерностями. Повар: кухня — улица — кладовая — столовая. Уборщик: утреннее возникновение в гостиной — уборка лестницы — мытье полов на втором (моем) этаже — исчезновение вниз по лестнице.

Караульные, которых я безуспешно пытался сосчитать, действовали как пешки. Сравнение с матрешками не подходило из-за абсолютной идентичности не только по внешнему виду, но и по размеру. Стоило только открыть дверь, как возникал рослый, доброжелательный, молодой-удалой великан, спрашивал вежливо: «Вам куда?» и бесшумно сопровождал. Первому из них увиденному я дал имя «Иван», просто чтобы начать отсчет. Он сопутствовал мне на первом этаже, который оказался очень уютной, укромной гостиной. В центре таинственно поблескивал круглый стол, обрамленный приземистыми диванами, один боковой ход был лестницей на второй этаж, другой вел в столовую, между ними — большая, многоярусная библиотека — разноцветная, разномастная, прекрасная, как многоэтажка Гауди, обслуживаемая, подобно строительному крану-журавлю, стремянкой, способной доставить к вершинам, где покоились Гегель, классическая немецкая философия, а также Шопенгауэр, окруженный буддистской и смежной с ней индуистской литературой и всякого рода нетленными энциклопедиями. Сюда, собственно, на чердак философской мысли я и повадился исполнять наказ Светлова.

Второй караульный — Анатолий, как две капли воды похожий на Ивана, но с гомеопатически мизерной родинкой на губе — сопровождал меня на прогулках, когда Светлов был занят. Третий — Терентий (числительное «три» и попавшееся мне на глаза имя древнеримского писателя Теренция, забавно расположившегося между Тургеневым и Евклидом, несколько созвучны) — этот был точной копией Анатолия, но временами казавшийся мне как будто без родинки и немного полнее, словно был тем же Иваном, но отдохнувшим в увольнении. Терентий водил меня в большую, светлую, нескромно роскошную столовую, похожую на зал бракосочетаний. Пока я в полном одиночестве обедал за длинным, министерским столом, одновременно перелистывая что-то из Блаватской и репродукций Рериха, он стоял «вольно», вальяжно и в отступлении всех правил прислонив подошву сапога к стене, и маникюрной пилкой шлифовал ногти. Пятый — с зеркально перемещенной родинкой — назывался мной Аркадием и ничем не отличался от всех остальных, даже точно так же падал в снег и негромко матерился, когда отставал на лыжной пробежке.