Читать «Марь» онлайн - страница 192

Но до того времени, когда самка ворона первой из таежных птиц сделает кладку и начнет высиживать птенцов, остается еще несколько недель. А пока что снега еще не сошли, а только лишь дрогнули под первым натиском весны. Посмурнели, почернели, набухли… Едет Ерёма на своем верном учаке, а под копытами у того ледяной наст похрустывает. «Хрумсь, хрумсь… Хрумсь, хрумсь…» Хо-ро-шо! Ажно петь хочется. И он затянул песню, которую певал еще его дед. Пел про то, как весело идет олень по тайге, как хорошо и вольготно живется тунгусам в родном краю, как добрые духи оберегают охотника от всех невзгод и не дают злым духам завладеть его телом и душой… «Хрумсь, хрумсь… Хрумсь, хрумсь…» Идет олень, идет, сам отыскивая нужную тропу. Ловит он своими чуткими ноздрями тревожные запахи тайги, одновременно прислушиваясь к протяжному пению хозяина. Знает: когда Ерёма поет, все в мире спокойно, а значит, и бояться нечего. Вот если он вдруг умолкнет…

Песнь Ерёмы оборвалась в тот момент, когда он, проехав на учаке верст двадцать, неожиданно увидел человеческие следы. И тревожно стало ему. Будто б кто-то вдруг явился к нему с недоброй вестью, наполнив его душу предчувствием беды. И забегали, словно белки по кругу, мысли в его голове, и тело покрылось холодным потом. Это чувство беды усилилось, когда возле знакомого тальца, что пульсировал в распадке меж двух высоких сопок, он увидел висевший на суку икэчен – старенький походный котелок. Тут же на мокрых камнях валялась голова довольно крупного яруна, во лбу которого виднелось небольшое пулевое отверстие. Ерёма неторопко слез с учака, подошел поближе и обмер. Ишь ты! – покачал он головой, сразу поняв, в чем дело. Охотник он опытный, потому не только следы читает, но и безошибочно скажет, какой пулей был убит тот или иной зверь. К примеру, пуля, выпущенная из его винтовки, оставляет более четкий след, потому как убойная сила тут о-го-го какая, а этот свинец как будто дрогнул, встретив препятствие, и чуть скользнул в сторону. «Калашников!.. Точно он!..»

Ерёма огляделся. Заметив торопливо уходившие от тальца в глубину зарослей следы, насторожился. Видно, кто-то увидел его и испугался – вот и сбежал. Сидит, поди, сейчас где-то в кустах и наблюдает. А что наблюдать? Вышел бы – поговорили. Может, заблудился человек – значит, надо дорогу ему указать. Если же то убивец какой, тот же беглый зэк, и того надо пожалеть. Ведь тоже живое существо. Может, он голоден, а то и болен. Это ведь тайга, и здесь нет теплого угла. Все сыро и мрачно, а до лета еще далеко…

Ерёма продолжал шарить глазами вокруг, надеясь, что опытный его взгляд уловит в этом частоколе дерев что-то живое, – ан не удалось. И тогда он сел на учака и пошел по следу. Так он шел, пока не заметил знакомые самэлки, затесы на деревьях, которые он оставлял всякий раз для ориентира, чтобы не сбиться на обратном пути с дороги. Где-то здесь, у подошвы яна, голой каменной горы, где находился небольшой сосновый бор – дягдаг, стояла на стороже одна из его ловушек. Охотный участок Савельевых аккурат начинался отсюда и пролегал вглубь тайги на десятки километров, где были расставлены его капканы.