Читать «Марк Алданов. Сочинения в шести книгах. Книга 3. Прямое действие» онлайн - страница 110

Марк Алданов

Эта строчка, которую он знал наизусть с детских лет, утешала его во всех огорчениях жизни. Но теперь, когда он был ближе к смерти, чем когда-либо бывал прежде, коммандэр Деффильд с особенным чувством читал о том, что его предок принимал участие в боях с Великой Армадой. На «Розе Люксембург» пока, впрочем, все шло хорошо. Море по-прежнему, уже четвертый день, было спокойно. Они приближались к водам, где, по сведениям английской и русской разведки, находилась подводная лодка U-22. Капитан Прокофьев больше почти не сходил с мостика. Сигнальщики ни на минуту не покидали постов.

«... Finding himselfe in this distresse, and unable anie longer to make resistance... and perswaded the companie, or as manie as he could induce, to yeelde temslves unto God, and to the mercie of non els; but as they had like valiant resolute men, repulsed so manie enimies, they should not now shorten the honour of their nation by prolonging their own lives for a few hours, or a few daies...»

Удивительней всего ему казалось то, что необыкновенный человек с необыкновенной судьбой, написавший это 350 лет тому назад, с такой точностью, так хорошо, так просто выразил его собственные чувства. «Да, никакой разницы нет», — с гордостью подумал коммандэр Деффильд. Он не считал свою жизнь счастливой. Не слишком удачной была и его служебная карьера: некоторые из его сверстников уже были коммодорами, — обмолвка Прокофьева, назвавшего его коммодором при первом знакомстве, была ему неприятна. Неудачи по службе были косвенно связаны с увлечениями его частной жизни. «Перед смертью полагается оглянуться на все прошлое, но нет ни охоты, ни необходимости, да может быть, все-таки до смерти еще далеко? Во всяком случае, я всегда готов...»

«...What became of his bodie, whether it were buried in the sea or on the lande wee know not: the comfort that remaineth to his friends is, that he hath ended his life honourably in respect of the reputation wonne to his nation and country, and of the same to his posteritie, and that being dead, he hath not outlived his owne honour...»

В дверь постучали. Он догадался, что это стучит лейтенант Гамильтон: русские почти никогда к нему не заходили. Этот восторженный юноша, теперь влюбленный — вероятно, в двадцатый раз и в десятый без толку, — немного раздражал коммандэра Деффильда, как его раздражал удалой тон русских, всего нынешнего русского — книг, газет, разговоров, как его раздражало почти все: именно эту общую раздраженность прикрывала частью природная, частью выработанная невозмутимость Деффильда. Однако Гамильтон был несомненно милый, хорошо воспитанный, очень образованный, даже слишком образованный, молодой человек. «The Yanks are coming», — подумал комман-дэр (от песенки у него оставались в памяти только эти слова: он не мог запомнить даже мелодию национального гимна и узнавал ее лишь тогда, когда все вставали). Действительно, в каюту вошел лейтенант. Ком-мандэр Деффильд пододвинул ему свой складной стул, а сам пересел на койку.