Читать «Майский цветок» онлайн - страница 63

Вся семья являла столь торжественный видъ, что пріятно было взглянуть. На Долоресъ было розовое платье, великолѣпный шелковый платокъ на шеѣ, а пальцы всѣ въ кольцахъ. Антоніо важно стоялъ на палубѣ, въ курткѣ, новой съ иголочки, въ чудесной шапкѣ, сдвинутой на ухо, и гладилъ себѣ усы, очень довольный, что стоитъ на виду у всѣхъ красавицъ. Внизу, около Росеты, стояла его жена, Росарія, которая ради торжественнаго событія помирилась съ Долоресъ и нарядилась въ свое наилучшее платье. Что касается Ректора, то онъ былъ ослѣпителенъ; онъ походилъ на англичанина въ своемъ роскошномъ синемъ шерстяномъ костюмѣ, привезенномъ ему изъ Глазго механикомъ одного парохода; a на жилетѣ у него висѣла вещь, употребляемая имъ въ первый разъ въ жизни: цѣпь изъ накладного серебра, толщиной съ канатъ его лодки.

Въ этомъ прекрасномъ зимнемъ костюмѣ онъ обливался потомъ, но работалъ локтями, чтобы не дать толпѣ затолкать священника и крестныхъ.

– Ну, господа! Немного потише! Крестины – не потѣха. Потомъ повеселитесь!

И, чтобы подать примѣръ этой непочтительной толпѣ, онъ принялъ сокрушенный видъ и снялъ шляпу въ то время, какъ священникъ, тоже потѣвшій подъ тяжелою ризой, искалъ въ требникѣ молитву, начинавшуюся такъ: «Propitiare, Domine, supplicationibus nostris, et benedic navemistam…»

Воспріемники, серьезные, съ опущенными глазами стояли направо и налѣво отъ священника. Пономарь слѣдилъ за священнодѣйствующимъ, готовясь отвѣтить: «Аминь!» Толпа, обнаживъ головы, стихала, сосредоточивалась и какъ бы недоумѣвала въ ожиданіи чего-то необычайнаго.

Донъ Сантіаго хорошо зналъ свою публику. При полной тишинѣ, медленно и торжественно, часто останавливаясь, выговаривалъ онъ каждое слово молитвы. А Ректоръ, у котораго въ головѣ мутилось отъ волненія, кивалъ на каждую фразу, точно впивая въ себя все, что говорилъ по латыни священникъ его «Цвѣту Мая». Онъ успѣлъ схватить только конецъ одной фразы: «Arcam Noe arabulantem in diluvio»; и преисполнился гордости, смутно догадываясь, что его лодку сравнили съ судномъ, самымъ знаменитымъ въ христіанскомъ мірѣ, такъ что самъ онъ становится будто кумомъ и товарищемъ веселаго патріарха, перваго моряка на свѣтѣ.

Синья Тона подносила къ глазамъ платокъ, плотно прижимая его, чтобы не дать брызнуть слезамъ.

Окончивъ молитву, священникъ взялъ кропило.

– Asperges…

И корма судна покрылась водяною пылью, которая капельками потекла по крашенымъ доскамъ. Затѣмъ, все предшествуемыя хозяиномъ, который расталкивалъ толпу, и въ сопровожденіи пономаря, бормотавшаго «аминь», священникъ обошелъ кругомъ судна, кропя и повторяя латинскія слова.

Ректоръ не хотѣлъ вѣрить, что церемонія уже окончилась. Надо было освятить и внутри: палубу, каюты, трюмъ. «Ну, Донъ Сантіаго! Еще немножко! Вѣдь онъ знаетъ, что Паскуало не останется въ долгу».

И священникъ, улыбаясь умоляющему виду хозяина, подошелъ къ лѣсенкѣ, приставленной къ лодкѣ, и отважился поднятвся наверхъ въ своей неудобной ризѣ, которая въ лучахъ заката походила издали на спинку какого-то блестящаго ползучаго насѣкомаго.