Читать «Маcки» онлайн

Лидия Алексеевна Авилова

Маcки

(Разсказъ)

— Папочка милый! отчего нельзя? — просила Маруся и хорошенькіе глазки ея принимали трогательное умоляющее выраженіе.

— Дурочка! какъ это выдумать проситься въ маскарадъ? Въ твои-то годы!

— Папуся! вѣдь я съ тобой. Ну, что со мной можетъ случиться? что? Если хочешь, никто и не узнаетъ, что я была; даже никто изъ товарокъ. Похожу, посмотрю, это такъ интересно! Если ты не соглашаешься только оттого, что молодымъ дѣвушкамъ въ маскарадахъ бывать не принято, такъ я же обѣщаю: никто не узнаетъ, никто!

— Невозможно, Маруся, невозможно! Есть вещи… Повѣрь, еслибы не одно дѣло, я бы и самъ не поѣхалъ. Мнѣ, собственно говоря, ужасно не хочется ѣхать, но надо встрѣтить одно лицо, переговорить по дѣлу.

Онъ кашлянулъ въ ладонь, дѣловито нахмурилъ лобъ и зашагалъ по комнатѣ. Это былъ красивый, очень моложавый мужчина лѣтъ сорока съ небольшимъ. Фигура его еще сохрамила стройность, лицо было свѣжо, а въ подстриженной темной бородкѣ еле-еле пробивалась серебристая сѣдина. Маруся, высокая, худенькая, еще не вполнѣ сложившаяся дѣвушка-ребенокъ, сильно походила на него лицомъ и въ скоромъ будущемъ обѣщала быть красавицей. Темно-каштановые волосы ея окружали свѣжее тонкое личико золотистымъ сіяніемъ, темные глаза блистали задоромъ и оживленіемъ, но теперь, когда она чувствовала себя почти несчастной, эти глаза сразу померкли и грустнымъ умоляющимъ взоромъ слѣдили за движеніями отца. Маруся сидѣла на диванѣ и какъ-то чисто по-дѣтски жалась всѣмъ своимъ длиннымъ худенькимъ тѣломъ.

— У, папка! — сердито отдувая губки, протянула она.

— Не проси, Маруся; невозможно. Ты знаешь, я никогда не отказываю тебѣ въ развлеченіяхъ. Я понимаю, что молодость дается въ жизни только одинъ разъ: надо ей пользоваться. Въ мои годы, напримѣръ, будь покойна, не распрыгаешься… Но нуженъ выборъ и въ удовольствіяхъ; по сорту развлеченій познаются люди: скажи мнѣ, какъ ты веселишься, я скажу тебѣ, кто ты. Вотъ какъ по моему.

— И ты никогда не веселился въ маскарадахъ, папа?

— Никогда, Маруся, никогда! Для умственно развитаго, для нравственно чистаго человѣка это веселіе непонятно, недостойно.

— Ну, да! Скажешь еще, что на нашихъ пансіонскихъ балахъ веселѣе?

— Скажу! — быстро отвѣтилъ онъ и остановился передъ дочерью. — Скажу! — повторил ъонъ.

— Когда шерка съ машеркой танцуетъ? — полупрезрительно, полуудивленно допрашивала она.

— Такъ что же? Все равно. Очень весело! премило! Для меня это невинное веселье, это чистое выраженіе молодости, это что-то такое непосредственное, наивное… да! для меня только это и могло бы быть настоящимъ, незапятнаннымъ удовольствіемъ.

— И эти противныя синявки? — продолжа ла она.

— Синявки? не понимаю.

— Наши пансіонскія классныя дамы?

— А - а! Что же? въ душѣ онѣ, все-таки, должно быть, славныя.

— Славныя! — возмутилась она. — Хороши славныя! Совсѣмъ ты, папа, совсѣмъ странный какой-то. Помѣняться бы намъ: тебѣ бы въ пансіонъ поступить, а я стала бы по маскарадамъ ѣздить.

Она грустно вздохнула и опустила голову; онъ съ недоумѣніемъ пожалъ плечами и опять зашагалъ по комнатѣ