Читать «М. Горький. Собрание сочинений в 18 томах. Том 4» онлайн - страница 59
Максим Горький
— Итак, бюро? — спросил я, останавливаясь против него.
— Да,— сказал он.
— Много служащих?
— В этом городе — сто двадцать пять мужчин и семьдесят пять женщин...
— В этом городе? Значит... и в других городах — тоже бюро?
— Во всей стране, конечно! — сказал он, покровительственно улыбаясь.
Мне стало жалко себя.
— Но... что же они...— нерешительно спросил я,— чем же они занимаются, эти бюро?
— Нарушают законы нравственности,— скромно ответил он, встал со стула, сел в кресло, потянулся и с откровенным любопытством стал рассматривать мое лицо. Очевидно, я казался ему дикарем, и он переставал стесняться.
«Черт побери! — подумалось мне.— Не надо показывать, что я ничего не понимаю...» — И, потирая руки, я оживленно сказал:
— Это интересно! Очень интересно!.. Только... зачем это?
— Что? — улыбаясь, .спросил он.
— Да эти бюро для нарушения законов морали?
Он засмеялся добродушным смехом взрослого над глупостью ребенка. Я посмотрел на него и подумал, что действительно источником всех неприятностей в жизни является невежество.
— Как вы полагаете, надо жить, а? — спросил он.
— Конечно!
— И надо жить приятно?
— О, разумеется!
Этот человек встал, подошел ко мне и хлопнул меня по плечу.
— А разве можно наслаждаться жизнью, не нарушая законов морали, а?
Он отступил от меня, подмигнул мне, снова развалился в кресле, как вареная рыба на блюде, вынул сигару и закурил ее, не спросив моего разрешения. Потом продолжал:
— Кому приятно кушать землянику с карболовой кислотой?
И он бросил горящую спичку на пол.
Уж это всегда так,— сознав свое преимущество над ближним, человек сразу становится свиньей по отношению к нему.
— Мне трудно понять вас! — сознался я, глядя в его лицо,.
Он улыбнулся и сказал:
— Я был лучшего мнения о ваших способностях...
Становясь все свободнее в своих манерах, он сбросил пепел сигары прямо на пол, полузакрыл глаза и, следя сквозь ресницы за струями дыма своей сигары, заговорил тоном знатока дела:
— Вы мало знакомы с моралью — вот что я вижу...
— Нет, я иногда сталкивался с ней,— скромно возразил я.
Он вынул сигару изо рта, посмотрел на конец ее и философски заметил:
— Удариться лбом об стену — это еще не значит изучить стену.
— Да, я согласен с этим. Но почему-то я всегда отскакиваю от морали, как мяч от стены...
— Здесь виден недостаток воспитания! — сказал он резонерски.
— Очень может быть,—-согласился я. — Самым отчаянным моралистом, которого я знал, был мой дед. Он ведал все пути в рай и постоянно толкал на них каждого, кто попадался ему под руку. Истина была известна только ему одному, и он усердно вколачивал ее чем попало в головы членов своего семейства. Он прекрасно знал все, чего хочет бог от человека, и даже собак и кошек учил, как надо вести себя, чтобы достигнуть вечного блаженства. При всем это он был жаден, зол, постоянно лгал, занимался ростовщичеством и, обладая жестокостью труса,— особенность души всех моралистов и каждого,— в свободное и удобное время бил своих домашних чем мог и как хотел... Я пробовал влиять на деда, желая сделать его мягче,— однажды выбросил старика из окна, другой раз ударил его зеркалом. Окно и зеркало разбились, но дед не стал от этого лучше. Он так и умер моралистом. А мне с той поры мораль кажется несколько противной... Может быть, вы скажете что-нибудь такое, что может помирить меня с нею? — предложил я ему.