Читать «Люди былой империи (сборник)» онлайн - страница 52

Анвар Айдарович Исмагилов

– Значит, он грабил вещи у казаров? – спросил я, имея в виду, что если он абрек, то есть разбойник, то их домашнему скарбу не поздоровится.

– Не вещи, а вещий, тот, кто знает наперёд, это ты поймёшь, когда подрастёшь; и не казарам, а хазарам! – терпеливо произнёс отец. – Хазары жили там, куда мы скоро поедем переводом в другой гарнизон. И дедушка Салам жил на Кавказе. И мама. А ещё хазары жили на Чёрном море.

– А на что похоже море?

Отец задумался и библейски произнёс:

– Море – это много солёной воды.

– А сколько воды? Как в бассейке? (Так назывался пожарный водоём в центре городка, вокруг которого мы бегали и пугали туркмен открытым люком, куда они обязательно упадут, и старым карабином, раскопанным в песках – мыться они не любили, а оружия со времён басмачей они боялись панически).

– Что ты, – сказал отец, – гораздо больше! Больше, чем в Малакаре! (Солёное озеро было похоже на мокрый такыр – соли было столько, что люди не тонули, а лежали сверху, блистая на солнце лечебно-грязными телами). – Помнишь речку в Фирюзе? Если она будет течь целый год и куда-нибудь выльется, и то будет меньше, чем море!

Тут уж я возмутился:

– Не может быть! Столько воды не бывает! (До сих пор не могу видеть, как на кухнях текут из кранов вольные струи воды – рука ищет ключ и отвёртку или, на худой конец, телефон сантехника).

– Ну, продолжим, – миролюбиво произнёс отец, – потом ты увидишь море и узнаешь, какое оно большое.

И он продолжил. Читал мой Махмутыч великолепно, так же, как писал каллиграфическим почерком. Свиристели сверчки и цикады, потрескивал деревянный дом, нагретый за день и быстро остывавший в вечернем пустынном воздухе. Мама стремительно грызла чёрные ростовские семечки, складывая шелуху на бумажку, и читала «Роман-газету».

Вдохновенный кудесник (куда-то едет), послушный перу, ну старик (перу? удивительный какой-то!), волхвы (владельцы халвы? Значит, богатые, да и не боятся владык), и вдруг прозвучало «правдив и свободен их вещий язык»!!! Я вздрогнул: опять вещий! Понятно было, что к вещам язык отношения не имеет – он же внутри. Здесь что-то другое.

Отец читал неторопливо, со смаком и комментариями, а в моей лёгкой отважной голове сверкали молнии воображения: вещий-вечный (это я понял, вечный человек, долго живущий, никогда не умрёт, а смерть – это я видел во сне: по зелёной реке среди скалистых гор плывёт огромный белый пароход, гудит, а меня уже нет, и что будет дальше – неизвестно!), вечный Олег, словно командир полка Юшников на туркменской свадьбе, ехал на худощавом и брыкливом ахалтекинце – какое сладкое и независимое, нахальное слово! – покрытом чарджоуским ковром необыкновенной толщины с красными кистями, и конь, выпукло глядя фиолетовым глазом в сторону, приседал и всхрапывал под румяным и толстым Олегом. В правой руке командир дружины держал тонкую пику с флажком на гибком древке, а в другой – кривой золотой меч, вроде того, что подарили на плацу командующему ПВО, когда он приезжал на инспекцию. Почему-то отец называл меч «полицейской селёдкой» и косился при этом в нашу сторону, а мы затихали над цветными карандашами и бумагой.