Читать «Литературная Газета 6483 ( № 41 2014)» онлайн - страница 21

В сходных координатах времени и пространства протекают и события, изображённые в «Последнем долге». За гибелью Аральского моря грозно маячат призраки тотальной катастрофы. Разумеется, такие масштабы предполагают эпический размах, более того – мифологическую универсальность. И поэтика «Последнего долга» соприродна этим понятиям. Но это удивительная эпопея – лирическая, – что уже есть противоречие в терминах, правда, противоречие, испытанное и преодолённое литературой ХХ века. Достаточно указать на «Улисса» и прежде всего на громаду «Поисков утраченного времени».

Джойс, Пруст – образцы куда уж выше, и всё равно любой писатель, ступающий на такой путь, сильно рискует. А Нурпеисов рискует вдвойне. Величественный в своей неподвижности эпос взрывается в «Последнем долге» человеческим присутствием, да с такой силой, что только смутное воспоминание о былой гармонии остаётся, даже земля – святая святых! – оказывается «средоточием непостоянства, измены и лжи». Но мало этого. Писатель идёт до конца, он целиком строит эпическое повествование в форме лирического высказывания – внутреннего монолога героя. Такого я что-то в мировой литературе не припомню.

Мир и интонация «Последнего долга» отличаются высокой мерой трагизма, и это не может быть иначе. При этом опоры жизни достаточно крепки, чтобы выдержать любое, даже самое страшное давление извне. Струна дрожит, но не рвётся, и гибель героя лишена апокалиптической безусловности. Едва слышный в финале романа трепет крыльев какой-то птахи обещает продолжение бытия. Как писал тот же гений иного, немецкого – и всемирного – духа, Иоганн Вольфганг Гёте, «в ничто прошедшее не канет».

Любые сравнения хромают, но коль скоро я уж встал на этот скользкий путь, то позволю себе ещё одну – даже не параллель, но созвучие. На него наталкивают и реальные обстоятельства, и надежды на будущее.

Владимир Набоков, писатель по всей своей творческий сути от Нурпеисова чрезвычайно далёкий, завершил лучший, по-моему, из своих романов – «Дар» – стилизацией под онегинскую строфу. Вот самый её финал: «[?]продлённый призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, – и не кончается строка».

Применительно к опыту Абдижамила Нурпеисова эти слова имеют, как ни странно, смысл едва ли не буквальный. Годы – годами, но творческая энергия не убывает. Скоро «Последний долг» выйдет в Москве в новой редакции – автор решительно переписал начало романа, и получилось оно, на мой взгляд, более упругим и точным, нежели в общеизвестной версии. Внёс он важные изменения и в текст трилогии, также выходящей новым изданием. Так автор сделал к своей дате подарок и себе, и, главное, нам, его благодарным читателям.

Но «продолжающаяся строка» имеет и иной, более просторный смысл.

Pro captu lectoris habent sua fata libelli, писал древнеримский грамматик Теренциан Мавр, то есть примерно: книги имеют свою судьбу сообразно тому, кто их читает.