Читать «Литературная Газета 6387 ( № 40 2012)» онлайн - страница 77

Он был из тех, мечущихся, про кого говорят: "Ищет себя". Виталий и в самом деле легко менял место работы. Пять месяцев отбыл в газете, один сезон в театре, полгода в рекламном агентстве и год осветителем на телестудии, куда его устроил собутыльник отца, когда-то, "в дикой молодости", снимавший чёрно-белой камерой новогодние "Огоньки".

Отец Виталия, давно ушедший из семьи, в своё время тоже метался - был художником-самоучкой, бардом, сочинявшим песни, сценаристом так и не снятых фильмов. В их коммуналке он появлялся примерно раз в полгода, и когда соседские мальчишки спрашивали, почему папаня так редко его навещает, Виталик, слегка заикаясь, объяснял словами мамы-библиотекарши: "Потому что - на секретной работе". И от него отступались.

Он учился в Щукинском, мечтая о театральной славе, переметнулся в МГУ, на факультет журналистики, посещал сценарные курсы. Нигде не доучившись, объяснял всем: "Наше догматическое образование убивает в человеке творческое начало".

В газете, куда Виталий попал по рекомендации какого-то маминого знакомого, писал о художественных выставках и презентациях новых книг. На планёрках хвалили его рваный стиль - фельетонные остроты, проложенные пылкими назиданиями, - лишь иногда поругивали за предвзятость. Но чем дальше, тем больше он ощущал себя человеком, несущим миру истину в последней инстанции, обижался даже на мелкое замечание, поворачиваясь к говорившему с запальчивым предложением: "А вы докажите, что здесь предвзятость! Да, докажите!" И нетерпеливо барабанил пальцами по столу.

Его заикание к этому времени прошло, остались лишь резкие перепады настроения, когда бодрая напористость вдруг сменялась вялостью и неуверенностью в себе. В театре, недавно возникшем, куда его взяли с испытательным сроком, экспансивный режиссёр-постановщик, любуясь на репетициях крепкой фигурой Виталия, его круглой, коротко стриженной головой и выразительно выступающими надбровными дугами, прячущими глаза в глубокую тень, кричал ему из зала: "У тебя фактура человека-победителя, а играешь размазню. Ты зажат. Давай-давай, расковывайся, нынче брутальные мужики в моде!"

Его Виталий тихо ненавидел, хотя понимал, что тот прав. И в годовщину театра, за банкетным столом, когда режиссёр, нахваливая актёров, сказал, что с каждым спектаклем он становится "настоящим мужчиной", перебил вопросом: "А до вашего дерьмового спектакля я, что, был не настоящим?"

В рекламном агентстве он сочинял сценарии к роликам, превозносящим быстродействующие лекарства. Увлёкшись, сам снялся в одном эпизоде: коренастый мужчина с надменным (брутальным, как сказал бы ненавистный режиссёр) лицом вдруг хватается за поясницу, но спасительная таблетка мгновенно устраняет боль. Ролик долго не сходил с экрана, и Виталий заметил, что его стали узнавать прохожие. Доконала его на троллейбусной остановке щуплая старушенция - она сочувственно поинтересовалась: "Как спина-то, сынок, не болит?"

И он ушёл из агентства. Отрастил бородку, чтоб не узнавали, целые дни просиживал в маминой библиотеке. Увлёкся дзен-буддизмом. Посещал на Плющихе некое "Общество просветлённых", где ходили по рукам ксерокопированные тексты, из которых следовало: хочешь совершенствоваться, выбери себе Учителя, покорись ему, отказавшись от своего "я". Покоряться Виталий никому не стал, но медитировать пробовал. Было лестно думать, что во время этих сеансов твой дух пребывает в некоем пространстве астрала, неуязвимом для земных бед, а, возвращаясь, даёт своему обладателю власть над другими людьми.