Творец сидит на третьем небе.
Он кистью ткани золотит
и знай хохочет, добрый ребе,
машинкой "Зингер" тарахтит.
Кидает вниз свои изделья -
товар простынно-платяной,
мне в кружку льёт хмельное зелье
и шутки шутит надо мной.
Ай, хорошо, ай, славно это -
такая осень-лепота,
такое пламенное лето
и жизни жаркие цвета!
* * *
При чтении стихов Сергея Петрова
Ну что, говоруны, жонглёры, маги,
черкатели-губители бумаги,
приёмыши эпохи, голытьба?
Крутить на пальце мяч баскетболиста,
продать за сто, потом купить за триста,
исполнить на расчёске фугу Листа...
Диковина, предел мечтаний, ба!
Загнуть такое, чтоб дыханье спёрло,
особенно у трепетного гёрла...
Меня в стихах учили простоте.
Тому, что слово робко, как невеста.
Ему положены резон и место...
...ни с кем не затевать фратерните...
...не посылать прохожих на три буквы...
(Оно, похоже, разновидность брюквы
для пропитанья худосочных муз.)
А вы - всполох, позыв к самосожженью,
к разрыву, гону, к словоразмноженью...
Какой-то сумасшедший профсоюз.
Квашня пыхтит, беременна опарой.
Туз в рукаве. Клевреты ходят парой.
Игра кипит. Тасуем, раздаём.
Чего недосказали, то споём.
Ах, гении, творцы невнятной речи,
провидцы, провозвестники, предтечи!
Всё - не моё.
Но стойте на своём.
* * *
Ещё не сдвинулся на ветке
упасть готовящийся лист.
Ещё другие однолетки
не услыхали дальний свист.
А всё равно в пару лощины
и коршун выписал круги,
и недоспавшие мужчины
росой омыли сапоги.
И, боже мой, к каким утратам
готов безропотный окрест,
где я ни в чём не виноватым
несу мне выделенный крест:
шинкую овощи и фрукты
и банки яростно кручу,
жую невкусные продукты...
Про диабет уже молчу.
* * *
Какой из двух веков мне называть моим?
Скорей всего, вон тот,
где жизнь меня хлестала[?]
Мне снова ест глаза моей отчизны дым
и колется в крови окалина металла.
Молчит на холоду протяжная страна.
Её хазарский нож подкинут над полями.
Как светятся сады, ликуя, из темна!
И тени у реки упали штабелями.
Вернуться - значит быть
и всем глядеть в лицо,
читая наугад года-дагеротипы.
И чтоб гремел петух, и солнце на крыльцо.
Сопливого дождя детдомовские всхлипы.
...Вагонные сверчки трещат через года.
Такая тишина сегодня над страною!
Всё будет хорошо,
пускай не навсегда.
А если навсегда, то, значит, не со мною.
* * *
Ах, как мимо бегут-поспевают,
округляют шальные зрачки,
меховою полой обвевают
и хрустят-веселят каблучки!
День морозный, дымы и свеченье.
Солнце ломится, стёкла круша.
И калёных иголок верченье,
и наверх улетает душа.
Здравствуй, день, повторенье удачи,
зачинанье забот и трудов!
Паровозов протяжные плачи
и рабочий настрой проводов.
Здравствуй, день, благодарный ребёнок,
неумелец, раделец, мастак,
оживанье поршней-шестерёнок,
телефонов мобильных и так.
Научи меня слову и делу,
государеву злому суду,
чтоб о бренном не помнило тело...
Чтобы только не в этом году.
* * *
Не молодости жаль - в ней нечего жалеть,
но юной простоты и жадности общенья,
подружек не моих, тех песен, что не спеть -
дурацких, молодых до слёз, до восхищенья...
Я вправду был тогда занудный человек
