Читать «Литературная Газета 6303 ( № 1 2011)» онлайн - страница 60
Литературка Газета Литературная Газета
Марина Дмитревская. Разговоры. –
Наталья Скороход. Как инсценировать прозу. –
«Петербургский театральный журнал» выпустил в свет две новые книги. Книги, на мой взгляд, не просто хорошие. И не просто блестяще изданные. Как-то так случайно/неслучайно получилось, что обе они о том, что мы разучились/ещё не научились сегодня делать: разговаривать и читать.
«Общайтесь!», «Станьте ближе!», «Ещё ближе!» – каналы связи множатся: Интернет, факс, мобильник, смс, ммс… А молодые люди в кафе сидят вместе, молчат, каждый играет со своим телефоном. И немолодые не знают, о чём говорить. Или знают, но, как говорится в одном фильме, «только когда ты на краю смерти, тебя будут слушать, а не ожидать своей очереди высказаться». Или делают вид, что знают, а на самом деле могут обсуждать лишь мелкое, пустое, неважное. При этом СМИ захлестнула волна «общественных ритуалов подробных интервью и публичных исповедей», что позволило современным социологам Аткинсу и Сильверману говорить об «обществе интервью», где «отсутствие аутентичности якобы аутентичного «Я» тщательно скрыто демонстрациями искренности».
Книга Марины Дмитревской – собрание интервью, которые она в разные годы брала для ПТЖ, читается так: открываешь на любой (!) странице, и всё. Засосало. Мощная воронка мысли, сосредоточенности, подлинности происходящего «здесь и сейчас» разговора двух по-настоящему интересных друг другу (а через их включённость) и вам людей затягивает мгновенно. У меня, например, впервые раскрылось (правда, запомнила!) на стр. 274, вначале которой буквально:
Интервьюер: Я очень люблю мысль Карамзина о том, что гармония искусства должна компенсировать дисгармонию окружающей жизни…
Интервьюируемый: Может быть. Пусть Карамзин это говорит. Но когда, например, я, у которого нет никаких мыслей убить или расчленить ребёнка, смотрю фильм «Молчание ягнят» – я нахожу в себе эти ноты, потому что в каждом человеке есть доля садизма. В человеке существует животное, и, когда этот фильм открывает его во мне, становится страшно: Господи, неужели я получаю наслаждение от этого ужаса? Но это полезно. Это урок. Такое искусство делает большое дело, показывая человеку – в тебе это есть, разберись. Я за это давал бы Нобелевские премии. И тут же я с вами соглашусь: да, лично мне ближе более светлое искусство, Шагал мне ближе, чем немецкий экспрессионизм. Но если я не могу спокойно смотреть картины немецких экспрессионистов – значит, они попадают в меня! Просто я хочу закрыться от них, спрятаться, а искусство говорит тебе правду.
Интервьюируемому Ивану Вырыпаеву, как упоминается во вступлении, которое автор книги написала «из сегодняшнего дня» ко всем разговорам, тогда ещё не было тридцати.
А. Фрейндлих и С. Юрский, К. Лавров и О. Басилашвили, О. Меньшиков и О. Табаков, К. Хабенский и М. Суханов, Р. Габриадзе и Ю. Норштейн, К. Гинкас, С. Женовач, Д. Черняков и ещё, и ещё – всего их 34. Разговор о конкретных постановках естественно включает спор беседующих о природе театра и искусства вообще, воспоминание об отдельных театральных и повседневных событиях перемежается свободными рассуждениями о любви, драме человеческих связей, об уме, о способности/неспособности чувствовать… И происходит удивительная вещь: с одной стороны, крупным планом высвечивается самое интересное, что, наверное, может быть, – внутренняя жизнь, экзистенция человека, а с другой, сквозь эти разговоры проступает крупным планом само Время. «Не спрашивай о времени, когда я думаю о нём, меня мутит, от бесконечности кружится голова, падаю вниз, как в лифте», – защищается один из беседующих с Дмитревской, но тем ценнее свидетельства, возникающие не из философий, а из живых реакций на реальность.
